top of page

 

БРОНХИТ
рассказ

Маша заболела бронхитом.
А поскольку всю жизнь она проработала в аптеке, то в больницу не пошла, так как прекрасно знала, что нужно принимать и как лечить эту хворобу.
Но пилюли и сиропы в этот раз почему-то помогали слабо. Мокрота, извините за такую подробность, отходила с большим трудом. А в своей аптеке, где она купила со скидкой нужные лекарства, "девки", как она называла своих коллег, посоветовали ей при кашле, постукивать себя по груди. 
Маша попробовала и это взаправду стало немножко помогать. Но она чувствовала, что совсем было бы хорошо, если бы в момент кашля ей кто-нибудь бы стукнул по спине. О чем она и попросила своего мужа Валерия. 
Валерик, плотный, лысоватый, среднего роста с круглым пивным брюшком мужик, тридцать лет проработавший на заводе электриком, после окончания ПТУ, хоть и принял это к сведению, но приступы кашля, пару раз все таки пропустил, за что и получил обидные упреки от жены.
- Ну чо ты, не мог меня по спине стукнуть - обижалась Маша.
- Маш, ну там как раз наши к воротам прошли, да и ты всего один разик и покашляла, я не успел просто. Ну не обижайся, я щас буду караулить и успею.
И вот Валерик начал караулить, он ходил за женой по пятам и ждал, когда придет его время. А поскольку он жену до этого, за все тридцать лет совместного проживания, никогда прежде не бил, то Маша заранее четко проинструктировала его, куда ее стукнуть и в каком направлении должен идти удар.
Валера даже пару раз примерился в то место на спине, спрашивая жену - Вот сюда, да? Прально? Вот сюда?
-Да, да - подтверждала жена, - Сюда, только видишь у меня сейчас не кашляется. Пойду что ли водички попью
И только она дошла уже почти до кухни, как приступ начался.
Маша согнулась в кашле почти пополам и глядя выпученными глазами на мужа, оставшегося в комнате на диване, руками всячески показывала в сторону своей спины.
Наконец до Валеры дошло, что его час настал. Он взлетел с дивана и метнулся в коридор замахиваясь на ходу рукой. Маша повернулась к нему спиной, чтобы ему было сподручнее и даже немного выпрямилась.
Валера, с размаху, да еще и с разбегу заебенил Маше по спине, аккурат между лопатками. Изо рта жены вылетела нижняя челюсть, которую ей неделю назад, за сумасшедшие деньги изготовил и посадил на цемент, низенький бурят протезист-стоматолог и запрыгала по полу.
Маша хотела крикнуть, но не могла, в груди не было воздуха. Поэтому она только молча открывала беззубый рот, сверкая страшными глазами на мужа и все еще зачем-то показывая в сторону своей спины. Валера с побелевшим лицом смотрел на обезумевшую Машу, затем он стал переводить взгляд на вылетевшую челюсть и грохнулся в обморок. Из второй маленькой комнаты сосредоточенно выползала черепаха Лючия.
Маша кинулась поднимать мужа и в полумраке коридора наступила на свою челюсть. Раздался хруст. Забыв про мужа она со слезами подняла, сломанную надвое челюсть, села на пол и стала несильно хлестать Валеру по щекам. 
Валерик в себя не приходил, а может не хотел. Маша сидела возле него и тихонько плакала. Она гладила мужа по лбу, по щекам и тихонечко поскуливала. Лючия домаршировала до ее ноги и стала тыкаться в ступню, прося еду. 
Пока Маша отрывала для черепахи листья салата на кухне, Валерик пришел в себя. Он молча зашел на кухню, сел и закурил. 
Это был не первый его промах в лечении жены.
Где-то полгода назад Машу стали мучать головные боли. Никакие лекарства не помогали. И тут Валерик вычитал в интернете про токи высокой частоты и как они помогают при различных заболеваниях. А поскольку он был мужик рукастый и головастый, то решил помочь жене своими силами.
Он замастырил обруч для головы с какими-то электродами, подключил их к какому-то допотопному осцилографу, затем к какому-то старому трансформатору. Сам трансформатор включил в розетку и поставив стул на середину комнаты, гордо сказал жене
- Садись.
Маша не садилась.
- Смотри, это безопасно. Не бойся.
Валерик взял обруч в руку, сжал его прямо в том месте, где был один из электродов и повернул ручку регулятора или реостата, хрен его знает, на максимум. Трансформатор гудел, стрелка на осцилографе упала вправо, но больше ничего не происходило.
- Видишь, это же ТВС, ток высокой частоты, - объяснил Валера, 
- он только лечит. Ле-чит. Понимаешь? Пять минут и голова, как новая. Садись!
Маша села.
Валера смочил сырой ваткой два плоских электрода по бокам обруча.
- А это еще зачем? - насторожено спросила жена.
- Чтобы контакт лучше был, - объяснял Валера, присобачивая обруч на голову жены так, чтобы эти электроды пришлись как раз на машины виски, там где у нее болело больше всего. 
- Ща тебе голову вылечим, а потом печень.
- А печень зачем? - подозрительно спросила Маша - Она у меня в порядке. 
- А потом почки - не унимался Валера - расслабься. 
Он вставил вилку в розетку и тихонько повернул регулятор, стрелка прибора слабенько дернулась и приподнялась. Трансформатор негромко загудел.
- Ну как? Чувствуешь что нибудь? - заглядывал Маше в лицо Валера.
- Нет - напряженно отвечала жена.
- А щас? - он еще повернул регулятор.
- Нет - все еще настороженно отвечала Маша. 
- А щас? - он вывернул рукоятку до предела.
- Да не чувствую я ничего - уже немного раздраженно отвечала Маша.
- Так ты расслабься! Чо ты такая напряженная-то сидишь, расслабься, получай удовольствие.
- Так какое удовольствие, если нет ничего! - сердилась Маша.
- Да как нет-то, пощипывать должно тихонько!
Валера кинулся к розетке, выдернул вилку и стал проверять контакты на трансформаторе, на приборе, на обруче. Маша уже хотела встать, но Валера сказал
- Сиди, там по моему контакт отошел - снова водрузил ей обруч на голову и вставил вилку.
Лицо жены перекосило судорогой, кулачки сжались, спина выгнулась, как у кошки, из горла послышался хрип, а затем пронзительный, истошный вопль
- Ааааааа!!!! Выключааааай бляяяяяяяять!!!
Крик стоял такой, что закладывало уши.
Из соседней комнаты серьезно и сосредоточенно выползала черепаха Лючия.
Валера, снеся по дороге торшер, выдернул вилку из розетки.
Машу продолжало колбасить.
Но уже не так сильно, да и крик был уже не таким громким и страшным.
- Сволочь, - хрипела Маша, пытаясь содрать с головы обруч. - Убить меня хотел, гад!
На Валеру страшно было смотреть, он стоял бледный, как покойник - Маш, да ты чего, да там всего двенадцать вольт, - слабо оправдывался он.
Маша сорвала наконец обруч, на нее тоже было страшно смотреть.
- Давай садись - кричала она все еще перекошенным ртом - Щас я тебе включу эти двенадцать вольт!
Она толчком усадила мужа на стул и попыталась надеть обруч мужу на голову, трясущимися руками, но обруч не налезал на большую голову Валеры. Тогда она в сердцах стала хлестать этим обручем Валеру где попало. Муж отворачивался, закрывался руками, но терпел чувствуя, что виноват. Наконец Маша стала успокаиваться. Она бросила проклятый обруч и упала на диван, головой в подушку, заливаясь слезами. Валера осторожно присел с краю и стал тихонько поглаживать жену, что-то приговаривая.
Черепаха доползя до Валеры, тыкалась ему клювом в тапок, прося еды, но он этого не замечал.
Наконец Маша окончательно успокоилась, 
- Принеси водички, - пробурчала она в подушку.
Валерик, на ходу отбросив Лючи
ю в угол, даже не почувствовав этого, метнулся на кухню, налил из всегда стоящего с кипяченой водой кувшина полстакана и вернулся в комнату.
Маша повернулась, чтобы взять стакан и Валера чуть не выронил его. Над правым виском Маши образовалась явная седая прядь волос.
- Поменьше-то не мог принести, Кулибин хренов. Маша в два глотка, жадно выпила воду.
- Ну как голова, болит? - аккуратно поинтересовался Валера.
Маша замерла, как бы прислушиваясь, а потом покачала головой
- А ты знаешь, нет не болит.
- Ну вот, а я что говорил - бодро сказал Валерик. - Давай чайку попьем. 
И он забрав стакан, пошел на кухню, с ужасом ожидая крика из комнаты. Ведь когда-то жена должна была посмотреть на себя в зеркало.

 

 

 

 

Дружба народов или кот на пальме.

Рассказ.

Проснулся в три ночи злой, как собака, от жуткого кошмара. 
Иду я будто домой с работы, а работаю я почему-то преподавателем в каком-то театральном институте недалеко от дома и уже поднимаясь по лестнице на девятый этаж, лифт сука не работает, понимаю, что забыл на работе, в аудитории, пиджак, в котором ключи от квартиры. Ладно думаю, схожу домой, поем, потом за ключами сбегаю. 
Поднимаюсь наконец на этаж, звоню в свою дверь.
Открывает какой-то старый то ли узбек, то ли киргиз.
Я его спрашиваю - Вы кто? - И захожу в свою квартиру. А он мне
- Мы тут живём.
Я есессно в шоке - Как это живём? - а под ногами какие-то дети узбекские бегают, за моим котом гоняются, какие-то женщины в этих своих восточных, пёстрых платьях стол накрывают, который на середину комнаты зачем-то вытащили. 
А этот старик в чапане, мне какие-то замызганные бумаги сует. 
- Вот - говорит - читай, тут всё написано.
Меня охватывает чувство злости и ужаса. Я эти листочки одним глазом просматриваю, а сам жену зову.
- Мила! Мила! Ты где? 
Жена появляется из комнаты вся потерянная.
Я ей - Кто это?! Откуда они здесь? - она мне с виноватым видом
- Вот заселились - и назад почему-то скрылась.
Я бумаги листаю, ничо понять не могу, схемы какие-то, таблицы с печатями. Слово Бишкек промелькнуло. Наконец в одной таблице вижу
- Место проживания, а под ним надпись - Дом дружбы народов.
- Вот блядь, смотри - радостно и зло кричу этому бабаю, тут написано, что вы живёте в Доме дружбы народов. Это не здесь!
А он мне так спокойно 
- Ну нам же жить-то где-то надо, -
А в пролеты комнатных дверей я вижу ещё человек пять азиатских товарищей мужского пола разных возрастов.
И причем все заняты делом, кто-то курпачи раскатывает на полу, это одеяла такие восточные, кто-то мебель передвигает.

Я в ахуе. Кричу им матом.
- Идите на х.. отсюда. Вы чо тут ебану..сь все!!! Это моя квартира! 
А они спокойные такие, продолжают заниматься каждый своим делом. Вот на столе уже и шакароб появился. Я в бешенстве ору
- Мила, зачем ты им дверь открыла, зачем ты их впустила то? 
Узбечата тем временем, загнали моего любимого кота на пальму и моими же тапками пытаются его оттуда сбить.
А попасть ни х.я не могут, кот орет, пальма качается, узбечата смеются.
Краем уха слышу соседские двери открываются и не только на нашем этаже, входную-то дверь я не закрыл.
Я ещё громче ору.
- Гриша - это я сыну, которого тоже почему-то не вижу - неси пистолет, я их блядей щас всех тут положу!!! 
Пистолета у меня конечно нет, но узбеки-то этого не знают. Смотрю остановились они, вроде даже немного испугались.
И тут я вспомнил, у меня же шашка за шифонером стоит!
- Шашку - радостно ору - Шашку неси!!! Я вам сука щас тут устрою битву за Самарканд! Всех, блядь штабелями положу!
И тут вижу, что один из этих восточных товарищей, вытягивает из ножен на поясе, здоровенный такой кинжал и идёт на меня.
Я тикать из квартиры на лестницу. А лестница будто не наша, а такая как в сталинских домах, с большим квадратным пролётом и над перилами и сверху, и снизу головы соседей торчат, всем интересно, что там за шум такой.
Я кричу. - Вызывайте милицию! Вооруженное нападение! 
Чо вы стоите, дайте кто нибудь телефон,- мой-то на работе в пиджаке остался.
Узбек этот или киргиз, хрен их разберёт, ну который с ножиком, на пороге квартиры остановился и дальше не идёт. 
Я у кого-то мобилку схватил и набираю 02, потом вспоминаю, что вроде надо 112 набирать. Набрал. Слышно плохо очень, как из унитаза, понимаю только, что спрашивают, какая служба нужна. Я ору - Пожарные, а нет эта, да как их блядь, полиция, полиция нужна!!! Полицию дайте.-
Соединили с полицией, а тут этот джигит ебучий начал с кинжалом когда мне спускаться.
И все соседи его так вежливо пропускают. Я в трубку ору свой адрес, а мне девушка оттуда 
- Что у вас случилось? 
Я ей - Убивают меня блядь!!! Помогите, высылайте срочно наряд! - а сам потихоньку по лестнице между соседей ниже спускаюсь, чтобы товарищ с кинжалом был на отдалении. 
- Назовите адрес - спокойно так отвечает девушка - И почему вы решили, что Вас хотят убить?
Тут я понимаю, что таким образом каши с ней не сваришь. И тогда спокойным, поставленным по актерски голосом, типа Левитана, говорю в телефон.
- Внимание, вооруженные террористы захватили квартиру с заложниками, записывайте адрес, - и диктуя свой адрес все так же отступаю от того, что с кинжалом. 
- Вас поняла - так же четко отвечает мне девушка из трубки - наряд уже выехал.
И тут я вижу, спокойно так, поднимающийся по лестнице наряд полиции, человека четыре, все в брониках. Я к ним. Старший спрашивает, типа что случилось. Я ему,
- Вон видите мужик с кинжалом, хочет меня зарезать, а в моей квартире, ещё несколько таких.
А джигит этот кинжал свой спрятал и тихонько так, обратно наверх поднимается.
Мы тоже за ним поднимаемся между соседей и мирно беседуем
- А зачем Вы их к себе пустили? - спрашивает меня старший наряда с автоматом.
- Да никого я не пускал, они сами зашли и стали у нас жить, меня ваще дома не было.
- А как они это объясняют?
- Как объясняют? Ну как как? Говорят им жить негде и вообще у них адрес проживания написан Дом дружбы народов.
- А где это?
- Не знаю, вроде где-то на Новом Арбате был.
И весь этот, джаляб, интеллектуальный разговор мы ведём уже на пороге квартиры. А узбеки стоят в коридоре моей квартиры и спокойненько так слушают. Половина правда вдалеке уже за столом сидят, плов джаляб кушают с шакаробом.
- И что Вы от нас хотите? - спрашивает спокойный сержант.
- Как что, выгоните их отсюда! - я опять начинаю распаляться. - Это моя квартира.
- Вы не волнуйтесь. А документы у Вас есть? Паспорт с регистрацией?
И тут мне становится совсем хреново. Паспорт-то на работе в пиджаке остался. И тут я наконец в жуткой злости просыпаюсь.
И вот кто мне объяснит, к чему вся эта хрень приснилась?

 

 

 

 

Сегодня я выиграл суд у ПЕНСИОННОГО ФОНДА!
Еще полтора года назад моя однокурсница, партнерша по сцене и кино, замечательная актриса Любочка Руденко, удивилась узнав, что я не получаю творческую пенсию.
- Как – сказала она, - ты же уже больше 30 ти лет служишь в театре, тебе пенсия положена. Все наши уже давно получают.
Ну ни фига се, я почесал репу, это ж я полкамаза водки уже недополучил.
Надо исправлять положение.
И я ломанулся в пенсионный фонд.
- Да – сказал пенсионный фонд.
- Вы могли подать заявление еще год назад. 
Ладно, думаю, камаз пива профукал, ну хоть сейчас начну.
Подал заявление на пенсию, собрал справки и счастливый стал ждать.
Приходит бумага из фонда.
«Мы тут собрали комиссию в составе 12 человек, из которых восемь не пришли и решили :
«XYZ Вам, господин Томилов, а не пенсия!».
«Ваш театр платил взносы в пенсионный фонд не по той ставке. Так что 16 лет мы вам зачтем, а за 14 лет отсо….обломитесь.»
Как же так, обиделся я, с первого курса института я не выходил со сцены театров нашей огромной страны, ни разу не ездил ни в какой санаторий, налоги все и взносы с меня брали без перерыва и в полном объеме, а тут на тебе.
«Не заслужил». 
Все говорили, найми адвоката и иди в суд.
Я не стал нанимать адвоката, нет у меня таких денег. Нет деньги то есть, но согласитесь, глупо выиграть дело, а потом отдать половину годовой пенсии адвокату. Да и жалко. Не, ну правда братцы жалко и обидно. Почему я должен свои кровные отдавать за правое дело.
И я стал действовать сам.

Для начала я пошел к юристу нашего театра Юле Большаковой. Она составила исковое заявление, разъяснила какие нужны справки, выписки, документы короче.
Очень грамотная и умная девушка оказалась, хоть и красивая.
Год я их собирал, эти справки, и СОБРАЛ!
Подал заявление со всеми этими бумагами в Нагатинский суд и стал ждать. 
Через два месяца приходит извещение с почты, уже вторичное. 
«Заберите пакет из суда, а то мы его назад отошлем».
Бегу на почту. Успел. Забрал.

Ответ. 
«Вот Вам ваши бумаги, Вы не в тот суд пришли».
Звоню в Нагатинский суд.
- А в какой мне надо? – спрашиваю.
- Не в наш – отвечают.
Узнал сам. Ух, ё моё, в Симоновский мне надо.
Сдал бумаги в Симоновский суд и стал ждать. Каждый день внимательно просматривая все, что попадало в почтовый ящик.
Прошло еще два месяца.
Приходит вечером извещение с почты, уже вторичное. 
«Заберите пакет из суда, а то мы его назад отошлем».
Блядь, Де жа вю какое-то.
Прилетаю на следующий день на почту.
«А все, нету. Мы его уже назад отослали, только семь дней можем держать.»
Я матом не ругался вслух. 
Я поехал в суд.
«Вы пропустили заседание суда».
«И чего мне теперь делать?»
«Приходите 4 августа.»

И сегодня я пришел в суд. И умная, хоть и красивая девушка Юля тоже пришла в суд. 
И мы стали ждать.
Через час меня позвали в зал суда.
Представитель пенсионного фонда, тетенька лет пятидесяти, сидела напротив и смотрела на меня так, как будто это я вчера украл у нее последнюю пачку пельменей.
Молодой и симпатишный судья, Муссакаев Хызыр Ильясович, дал мне слово.
Блин, мне оказывается еще и говорить надо.
Я встал. 
Во рту стало сухо, как в пустыне Гоби.
В голове пусто, только склероз хихикает.
- Ваша честь, - красиво сказал я... и замолчал.
- Читай исковое заявление - подсказала мне Юля.
Какую пургу я нес, пока лихорадочно рылся в сумке доставая бумаги и ища среди них это чертово заявление, которое никак не хотело находится, это лучше не вспоминать.
Но когда заговорила злая тетенька из пенсионного фонда, я немного успокоился. Она несла пургу еще хуже моей. 
Ровно через три минуты все было кончено.
Суд удалился на совещание.
Затем суд вышел и сказал тетеньке.
"Сволочь ты жадная, отдай артисту деньги. Он для твоих детей и внуков по три елки в день тридцать с лишним лет отморозил. Он по деревням, да по пырловкам язву себе наживал, неся культуру в массы спивающегося народа. Вот с того дня, как он написал заявление, вот с того дня и отдашь! ".
"XYZ ему" - сказала судье злая тетенька из пенсионного фонда. 
"Мы будем обжаловать!"
Но я не стал на нее обижаться. Бог ей судья. Я пригласил всех и ее в том числе на наши спектакли и мы счастливые пошли с красивой хотя и умной девушкой Юлей в кафе "Старый егерь".
Вот так я выиграл суд.

 

 

 

Я выиграл в лотерею.
Это только мне так могло повезти. С моим счастьем, с моим везением.
Вечер пятницы, сижу за компьютером, чего-то проголодался, 
дай-ка думаю метнусь на кухню, съем кусочек сыра. Только я так подумал, как слюна начала выделяться, а слева под челюстью вдруг начала образовываться шишка. 
И как-то неприятно так мне стало, ну нехорошо как-то.
Говорю жене - Смотри, у меня какая-то шишка набухла.
Она потрогала - Нет говорит, ничего не чувствую. 
Я счастливый на кухню. Пока сыр отрезал и ко рту нес, шишка стала какой-то совсем нереально большой. Ну вот как нынешнее куриное яйцо. И больно так стало, что я даже рот открыть не могу. Я опять к жене.
- А сейчас на потрогай, что ли опять ничего не чувствуешь?
Она тяжело так вздохнула, потрогала и офигела.
- Ой, ой, это что у тебя такое? Ты зачем так сделал? Это как это? - кричит жена.
Мне аж дурно стало. 
- Спокойно - говорю, а сам струхнул конечно. Ну как так за тридцать секунд может образоваться шишка величиной с яйцо.
- Ничего я не делал, оно само. Щас я в интернете посмотрю, если в обморок не грохнусь, чего это у меня такое на лице выросло.
Стал шарить в интернете и нашарил.
Я один на двадцать тысяч человек, которым выпадает такое счастье!
Называется оно "Закупорка слюнного протока камнем из слюнной железы!"
Раньше эта беда лечилась плохо. Надо было разрезать во рту слюнной проток и ждать, когда камень оттуда выйдет. При этом зачастую повреждался лицевой нерв, ну и еще куча всяких осложнений. Но при современном уровне медицины, проблема почти исчезла. Под местной анестезией в проток вставляется тонюсенький такая трубочка, сиалоскоп называется, в полтора миллиметра. Через нее врач смотрит где там у меня камешек застрял. Потом просовывается ну совсем тонкий стержень с захватом на конце, так называемая "корзинка", камешек захватывается и тихохонько достается. Через тридцать минут идешь домой. Вуаля. 
И клиник в интернете, где такое делают штук тридцать. Ну я успокоился немного. В субботу даже на телевидение сходил, поучавствовал в передаче про геморрой, тоже еще та зараза. Там Слуцкая поприкалывалась надо мной, когда узнала, что я один из тех, кого эта "царская" болезнь стороной не обошла. Слава богу хоть от нее я избавился, ну болезнь я имею в виду. 
В субботу и воскресенье клиники не работают. Промучился я до понедельника, железа эта, то спадает, то раздувается, когда ешь, особенно, камень-то слюне выйти не дает, вот она и распирает железу. Больно конечно, но терпеть можно.
А с утра понедельника я давай звонить по тем телефонам, что приготовил за выходные. И тут внимание!
В Москве, одном из центров мировой цивилизации, такие операции нигде не делают! Только в Израиле и Германии. Это мне сказали аж в трех клиниках. Разрезать сказали, пожалуйста за милу душу, а вот чтобы ендоскопом ентим туда залазить, эт извините у нас такова нету.
Но я уперся рогом и нашел таки в Москве врача, который уже пять лет проводит подобные операции. Один на всю Москву.
Позвонил в клинику, 
- Да сказали, есть такой, как раз сегодня принимает. 
Я в машину и пулей в клинику. Пролетел все кордоны и охраны неважно как, вхожу в ординаторскую.
Хороший такой обаятельный молодой человек и фамилия ему очень подходит - Золотухин!
- Здрасьте, - говорю - Я к Вам. Вы в Москве только один такой, только Вы мне можете помочь. 
- Да пожалста, - говорит он - помогу. - А что у Вас.
- Камень - говорю в протоке. - Достать бы его.
- Да не вопрос - говорит врач, - Пошли посмотрим.
Ну думаю, поперло! И главное не спросил, кто мне такой диагноз поставил, почему это я решил, что у меня камень. Уж очень не любят врачи, когда пациенты сами себе диагнозы ставят. 
Зашли в процедурную, он перчатки резиновые надел и в роте у меня пошарил.
- Да- говорит - похоже, что камешек, идите на УЗИ.
На УЗИ у меня нашли два камня! Один маленький с миллиметр в середине протока, а другой побольше в два миллиметра на выходе, он хотел выйти в рот но уперся в сфинктр, диаметр которого полмиллиметра и застрял. 
Я счастливый полетел назад к Золотухину. Камни в два миллиметра достаются из протока этим чудесным эндоскопом на ура. Это я уже знал. Слава интернету.
- Ну что победа? - спросил меня доктор, глядя на мое счастливое, немного увеличенное с левой стороны, лицо.
- Ага - радостно сообщил ему я. - Два миллиметра и лежит возле выхода.
- Ну это ерунда. Это хорошо. - говорит мне доктор, просматривая снимки и результаты УЗИ - Эт я его запросто достану... Но не сегодня.
- А когда? Завтра? - а сам думаю, вот блин еще ночь мучатся.
- Через месяц - грустно сказал врач, - Или через два.
- ????????? -
-Дело в том, что последний эндоскоп сломался две недели назад.
Я конечно подал сразу заявку, но пока согласуют, пока оплатят, пока он придет из Швейцарии, минимум месяц, а может и два.
- Может его занять у кого нибудь? Арендовать? - ищу я выход.
- У кого? В Москве больше ни у кого нет. Был один в Новосибирске. Но они его сломали, там же очень тонкая сталь, а внутри оптоволокно. А диаметр всего полтора миллиметра. 
- Ну может его купить можно? - последняя надежда у меня - Сколько он стоит?
- Четыреста тысяч. И делают их только в Швейцарии.
Так что Вы уж простите меня, но пока я его достать не могу. Нет, ну можно конечно разрезать устье протока и ждать, когда он выйдет, но я бы Вам очень это не советовал.
Так что постарайтесь пока лимоны, апельсины и всякое кислое не есть.
- А может он сам выйти может?
- Может. Загноится и выйдет...
И поехал я домой несолоно хлебавши. Вернее вообще не хлебавши. Потому что больно, да и опасно. 
Вот сейчас сижу и пишу эту муть.
Нет я не жалуюсь, помереть-то от этого не должен. А боль можно и потерпеть.
Ну то что я один из двадцати тыщ вытащил "счастливый" билет это ладно, это я уже привык.
Но вот злость внутри немного есть, да нет не злость, а обида и досада, вот что. Да за что же мы в конце концов ко всему этому присужденные что ли? 
Хотя если вспомнить Индию,.. ууууу там ваще мрак. 

 

 

Чудо голодания или как я самовылечился.
После того, как мне сказали: жди месяц или два пока не привезут из Швейцарии эндоскоп, с помощью которого мы попробуем удалить твой камень я понял, что рассчитывать можно только на самого себя. (Кто не в курсе смотрите предыдущий пост, называется: "Я выиграл в лотерею")
Нет, я нашел конечно еще две клиники, где вроде бы делают такие операции, но цены в них заоблачные, поэтому
прежде, чем ввести семью в раззор я решил попробовать самолечение. 
Для начала я перестал есть, во-первых не хотелось, потому что жевать больно, во-вторых голоданием лечатся самые разные болезни, это я уже знал, был такой опыт.
Затем я включил мозг и составил план действий по изгнанию лишнего конкремента из моего организма.
Что имеем, рассуждал я. Камень диаметром в два миллиметра, который закупорил проток слюнной железы диаметром в миллиметр. И сужение на выходе этой железы в рот, так называемый сфинктр, диаметром вообще полмиллиметра.
Что требуется? Чтобы камень продвинулся к выходу и преодолев сфинктр выскочил, ну или вылез в рот, откуда его можно выплюнуть.
Во-первых нужно сделать так, чтобы проток и сфинктр максимально расслабились, а камень начал двигаться. Какие средства могут помочь в этой головоломке.
Я взял две таблетки ношпы и бутылку водки. Затем взял большие наушники у сына, они помощнее моих. Подобрал в интернете несколько музыкальных треков разных жанров, начиная от классики и заканчивая тяжелым роком. Сходил на кухню, почти не глядя, чтобы не провоцировать слюнную железу нарезал лимон, и поставив все, что я приготовил перед компом, сел за него.
На колени тут же взгромоздился кот, который только и ждет, когда я сяду к компьютеру и заурчав, что твой трактор "Беларусь", улегся поперек моих ног.
Зачем наушники, спросите вы. Да что бы с помощью их создать звуковой резонанс в канале и таким образом не только его дополнительно расслабить после водки и ношпы, но и заставить двигаться камушек.
Поскольку дома кроме меня и кота никого не было, то все эти мои странные манипуляции никто не видел, а коту они даже нравились, он даже как-то ободряюще смотрел на меня. Мол "давай, давай хозяин, сам себе не поможешь, никто тебе не поможет. Не бойся, я с тобой."
Я перекрестился, налил стакан водки, взял его в правую руку, левой закинул две ношпы в рот и резко выдохнул. Таблетки вылетели изо рта и весело укатились под диван.
- Твою мать - не сдержался я. Мурлыка, продолжая массировать мои ноги, с любовью посмотрел на меня.
Поскольку пластиковая баночка с таблетками была на кухне, я извинившись, ласково снял кота, положил на диван, сходил на кухню, принес две новых таблетки и сел за компьютер. Кот привычно взгромоздился на мои колени.
Уже не торопясь, я положил таблетки в рот, медленно выдохнул и запил их водкой, представив, что это стакан воды.
Через две минуты мне похорошело. Через три, очень похорошело. Видимо поэтому я пропустив классику, фольклор и шансон, решил начать сразу с тяжелого рока.
Приложив наушник к тому месту под челюстью, где судя по снимку УЗИ находится мой чертов камень, я щелкнул мышкой по медиум плееру на экране.
Из здоровенных колонок по углам комнаты во всю мощь грянула композиция группы Рамштайн "Ахтунг панцер".
Кот подскочив на полметра, приземлился чуть выше колен и вылетел из комнаты. С криком он вылетел или молча я не слышал, потому что сам заорал так, что если бы соседи были дома, их бы наверняка парализовало.
Подвывая и матерясь, я кое-как вырубил плеер, содрал с себя штаны и кинулся искать йод, чтобы смазать проколотые котом яйца.
Интересно, что думал кот, слыша, как я кляня его страшными словами, мечусь без штанов то в ванну, то на кухню, то в комнату.
Наверняка что-нибудь типа, "Все хана мне, но за что?".
Йод не нашел, нашел перекись. Проведя все положенные манипуляции по обеззараживанию моих тестикулов, я осторожно снова расположился за компьютером.
Кота не было. Я постарался расслабиться. Боль почти не чувствовалась. Ни под челюстью, ни полметра ниже.
Переключив в настройках выход звука на наушники, но на всякий случай вырубив колонки, я снова запустил Рамштайн. Поводя с минуту мелковибрирующим наушником по челюсти и под ухом, я не прекращая этой процедуры, налил еще с полстакана водки, выпил и поднес лимон к открытому рту. 
Подождал с секунду, ничего не происходило, по крайней мере я ничего не чувствовал. 
"Да и бог с ним", подумал я и закусил лимоном. Челюсти чуть свело, но боли не было. И тут я страшно захотел жрать.
Весело постукиваясь о косяки, я вступил в кухню. Дернув на себя дверь холодильника, видимо сильнее чем нужно, я понаблюдал на падающие из этой двери яйца. 
Отобрав у белого монстра докторскую колбасу, которую он специально спрятал, за заржавевшей банкой печени трески, я положил ее на разделочную доску, выхватил лично мною наточеный нож и отхерачил здоровый кусок колбасы вместе с участком большого пальца.
- Насрать - сказал я глядя на запачканную кровью разделочную доску. Положил на колбасу кусок батона, откусил и не спеша двинулся в ванную, где стояла, ставшая уже родной, перекись водорода. 
Примостив бутерброд на край ванны, я залил рану на пальце перекисью, залепил пластырем и повернулся к бутерброду. Колбасы не было. Один хлеб. 
- Ну вот кто ты после этого?! - крикнул я коту, которого нигде не было видно. - Ладно жри, у меня еще есть.
Пройдя на кухню с куском хлеба в руке, я поскользнулся об разбитые на полу яйца, которые не успел убрать и грохнулся на пол, предварительно крепко приложившись головой об угол двери и по пути зацепив висевшие на стене поварешки, кружки, и еще какие-то кухонные железяки, о назначении которых я мог только догадываться.
Скосив глаза я увидел, как из угла на меня смотрит, замеревший над спизженной колбасой, кот. Я протянул руку, забрал у кота колбасу, положил ее на кусок батона, оставшийся в руке еще с ванной эпопеи, откусил и принялся жевать, несмотря на гудевшую голову. Но, что интересно, кроме головы ничего не болело.
Кот обидевшись, мяукнул и вдруг метнулся к входной двери. Это с работы вернулась жена.
Я не стал вставать с пола, благоразумно рассудив, что если не разобьюсь сам, то обязательно расхерачу что нибудь еще.
Так и застала меня жена. Лежащего на кухне, в яйцах, без трусов и в одном тапке. Второй видимо отлетел, когда я упал. Яростно жующего и смотрящего на нее снизу взглядом побитой собаки. 
- Батюшки святы,- тихо произнесла жена, - А трусы где?
- Там. Чайку завари.
Дальше была ночь и я спал. Сытый, пьяный и довольный.
В общем утром я понял, что что-то там, под челюстью произошло. Или камень выскочил под хеви метал. Или он повернулся и сдвинулся, когда я блыснулся башкой об дверь, но боль прошла. И жевать уже не больно, и опухоль спала. Нет, остались конечно неприятные ощущения, покалывания, подергивания, в правом ухе появились какие-то пощелкивания при жевании, но это все ерунда по сравнению с той болью, что была.
Ну и что скажете? Разве это не чудо голодания? И разве это не искусство самоисцеления?
И здоровье поправил и бюджет сэкономил.

 

 

 

 

Если б я был Ротшильд.
Поставил тут себе на телефон пасьянс. Дают 200 монет сразу бесплатно. Пару раз не разложился и монеты кончились. Программа предложила купить 38 тысяч монет за 100 долларов. Покупать не стал. Подождал. Через 4 часа дали еще 200 монет бесплатно. Стал играть и выиграл. Потом еще.
Сейчас у меня 300 с небольшим квадриллионов монет. Предложил владельцам программы купить у меня монеты по одному доллару за 10 миллиардов. Они ответили, что назад монеты не покупают. А жаль.
Теперь сижу на унитазе раскладываю пасьянс и мечтаю. Эх если бы у меня было столько денег, сколько бы я всего мог сделать. Ну конечно сначала бы обеспечил всем, абсолютно всем, себя, своих родных и своих друзей. Затем всех знакомых, всех знакомых знакомых. А потом? Денег-то все равно не убавляется. Куда их девать?
Сколько я мог бы построить домов, дорог, школ, садов, шикарных приютов для стариков, детдомов, школ, а нет школ я уже писал. Снять фильмов, открыть театоров, библиотек. Да всего, всего. В общем планов громадье. И все равно деньги не убывают.
На всей планете 137 триллионов долларов. У меня одна ставка на игру 990 триллионов... 
Злость подступает к горлу. Вот эти миллиардеры грёбаные, они чо думают, что они все деньги с собой в могилу утащат? Козлы! Помогите людям уроды!
Ну построили вы себе замки, гольфные поля и шубохранижища, купили по 10 машин, яхт и самолетов, а остальное-то куда денете?! Ну не верю я, что если бы у меня было столько денег, я сделался бы таким же жадным ублюдком, как они. Не верю. 
Ну почему бог так несправедлив, почему он дает богатство не тем людям?! 
И только звук опустошающегося сливного бачка смывает все эти мои печальные мысли.

 

 

 

Дон Кихот Хилькевича.
Когда умер Юнгвальд-Хилькевич, признаюсь я плакал, долго. И на кладбище после отпевания я не попал, места в автобусе не хватило. Там сидели бабушки, как каменные изваяния и на все мои попытки втиснуться в автобус смотрели осуждающе и недовольно. Как же я клял себя, что приехал на метро. А потом собрал куски из нашей переписки и получилось нечто вроде рассказа.
Вот он.
Лет 10 назад задумал я поставить мюзикл "Человек из Ламанчи". Ну и сам хотел сыграть там главную роль, о которой мечтал еще со студенческой скамьи. Года три назад Назаров вроде согласился принять к постановке этот мюзикл. 
Странно, но пьесу я достал с большим трудом. В театральной библиотеке, за деньги, мне ее скопировали на диск. Затем я чудом добыл всю музыкальную партитуру мюзикла, прислали с Бродвея. Потом я переписал пьесу, постаравшись ее немного осовременить и сократить, для этого убрал все сцены в тюрьме. Вычленил все роли. Их оставалось только напечатать и раздать. Не было только главного художника.
К тому времени в нашем театре уже шло два музыкальных спектакля, где Юнгвальд-Хилькевич был главным художником и художником по костюмам, а я играл небольшие роли. Это были спектакли "Маленький принц", он же "Родник в пустыне" и "Лесная песня", он же "Мавка".

Я набрался наглости и обратился к Георгию Эмильевичу с предложением стать главным художником моего спектакля. Он прочитал пьесу, мою концепцию и сценографию задуманного мюзикла и сразу согласился. Для меня это было чудом. Сам Юнгвальд-Хилькевич будет художником этого спектакля. И мы стали думать, сочинять и искать решения не только костюмов, но и различных сцен. Такого нестандартного мышления и такой фантазии, как у Хилькевича я не встречал ни у кого. Это было так необычно, ново и незаштамповано, что поначалу я даже немножко испугался. Но потом, мало помалу, мне его образы, эскизы и решения стали все больше нравиться. Я понял, что слишком закомплексован, зажат театральными рамками, сценическим опытом. Тогда я постарался освободиться от всего что надумал и взглянуть на мюзикл его, Хилькевича глазами. И все встало на свои места. 
Мне очень захотелось опубликовать некоторые места из нашей переписки с этим добрым, мудрым, ироничным к самому себе, необыкновенно интересным художником и человеком. Вот они.

Хилькевич
ДОРОГОЙ МОЙ ДРУГ! СПАСИБО, ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНЫЕ ФОТКИ. И Я ТЕБЕ ЕЩЕ ВОТ, ЧТО СКАЖУ. Я ТОЖЕ СНИМАЮ БОЛЬ РУКАМИ И ОДНАЖДЫ СНЯЛ У ЖЕНЫ ОСТРЕЙШУЮ БОЛЬ В ЖИВОТЕ И МЫ ПОШЛИ НА ГУЛЯНКУ И ВСЮ НОЧЬ РАЗВЛЕКАЛИСЬ. ОНА СЕБЯ ОТЛИЧНО ЧУВСТВОВАЛА... А ПОТОМ ЕЕ ЕЛЕ СПАСЛИ Я ОСТАНОВИЛ БОЛЬ... ПАЛЬВИО ПЕРЕТОНИТА.
НО И ТЕПЕРЬ И ДОЧЬ И НОДИРА И ЧАМИН ЕСЛИ ЧТО БЕГУТ ПОД МОИ РУКИ, КОТОРЫЕ УВЫ СЛЕГКА ПОКАРЕЖИЛИСЬ... САМ СЕБЯ НЕ ЛЕЧУ, НО НА КИПРЕ У МЕНЯ ОСТАНОВИЛОСЬ СЕРДЦЕ. УСИЛИЕМ ВОЛИ Я ЕГО ОПЯТЬ ЗАВЕЛ И МЫ СМОГЛИ УЛЕТЕТЬ В МОСКВУ, ГДЕ ЕЩЕ РАЗ ПРОДЕЛАЛ ТО ЖЕ С МОЛИТВОЙ ПЕРЕД НОВЫМ ГОДОМ. СПРАВИЛИ И... НА ТРИ ОПЕРАЦИИ В ДОМ СЕРДЦА, Т.К. ОНО ОСТАНОВИЛОСЬ В ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗ ...
ТЕПЕРЬ У МЕНЯ ТРИ СТЕНТА И "АМЕРИКАНСКОЕ ВТОРОЕ ДВУХ КАМЕРНОЕ СЕРДЦЕ" С ЧЕТЫРЬМЯ ПРОВОДАМИ В КАЖДУЮ ИЗ КАМЕР. 
НО ВЕЩИХ СНОВ У МЕНЯ НЕ БЫВАЕТ. ХОТЯ ПОЛИТИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ УГАДЫВАЮ С ТОЧНОСТЬЮ ПРОРИЦАТЕЛЯ, АЖ СМЕШНО. В ТЕБЕ Я ВСЕГДА ОЩУЩАЛ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ СИЛЬНОЕ И ЗАВОРАЖИВАЮЩЕЕ. БОЛЬШЕ ТОГО, НЕКИЕ ЧУВСТВА СМАХИВАЮЩИЕ НА РОДСТВЕННЫЕ. ТАК ЧТО ОЧЕНЬ РАД ПРЕДСТОЯЩЕЙ РАБОТЕ. 
И ПОСЛЕДНЕЕ. БЕЗ ДЕКОРАЦИЙ ОТ НИЩЕТЫ? ПОКА ПРОЧЕЛ ТОЛЬКО ПЬЕСУ. КОЕ ГДЕ ТАМ ПО ЗАРЕЗ НЕОБХОДИМ ХУДОЖНИК. И НА РОВНОЙ СЦЕНЕ БУДЕТ СКУЧНОВАТО ДАЖЕ В ГЕНИАЛЬНЫХ КОСТЮМАХ. Я КОЕ ЧТО ПРИДУМАЛ, НО ПРЕДЛОЖУ ПРИ ВСТРЕЧЕ. ОБНИМАЮ. ЮРА ХИЛЛ

> Офигеть, Георгий Эмильевич, а я и не знал, что у Вас так серьезно все. Я умею замедлять пульс в два раза, но чтобы сердце завести снова... Нет, бывало, что ночью просыпался от ощущения, что сердце стоит или дыхание остановилось оттого, что дышать больше не хочется и заставляешь себя дышать. Но чтобы по новой... это сильно, хоть я и мучаюсь уже 20 лет с экстрасистолией, сижу на английском атеналоле, да и тот уже перестает помогать, но что у Вас такое с сердцем твориться, я и не знал. Господи помоги! Но Вы молодец. И еще раз, дай Вам Господи здоровья.
> Я тоже, как то раз спас себя от смерти, мне было 18 лет, и я поехал, в качестве монтировщика, на гастроли с Пермским ТЮЗом в Караганду. 2 спектакля на выезде и 3 на стационаре КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Без выходных. Через 5 дней 4 монтировщика уехали и мы остались вчетвером. Спать ложились в 12 вставали в 6 утра. Потом досыпали между спектаклями на декорациях, на задниках, на кулисах и т.д. И вот один раз, я на ночь будучи голодным съел буханку горячего хлеба и банку кабачковой икры. Проснулся в 5 утра от того, что все что вокруг пупка и ниже онемело, щипал, тыкал себя ни фига, не мое. Сначала испугался, понял, что заворот кишок, я после школы поступал в медицинский институт, с 5 класса мечтал быть врачем, был лучшим учеником в миллионном городе по биологии, писал научные статьи, придумал катетер для извлечения тромбов из тромбированых вен, только не смог сконструировать, а через год примерно такой же придумал в Америке Фогерт и стал миллионером, до сих пор все флебологи его катетерами пользуются при работе. Но мой лучше, его катетер только прижимает тромб к краям сосуда, чуть увеличивая кровоток, а мой этот тромб извлекает совсем.
> В общем понял, что хана, пора скорую вызывать, но поскольку будить никого не хотелось, решил попробовать разобраться сам. А так как я еще с пятого класса профессионально занимался классическим танцем, то бишь балетом, а к 15 годам увлекся пантомимой (даже ездил в Ленинград поступать в студию при Ленинградском мюзикхоле и что интересно поступил на оригинальный жанр, как мим, я был худой и длинный и мог двигать любой мышцей своего тела). Вот и стал я волну гонять по животу вверх вниз, вправо влево, потом руками начал мять чуть не до позвоночника. 5 минут - тишина, 10 - безрезультатно, 15 - я уже вспотел весь, а живот как новокаином обколот. Где то на 20 минуте, что то там внутри недовольно заурчало , онемение стало отходитьи все, я выжил. А так бы оттяпали половину кишок и все. Потом уже разные доктора мне говорили, что я смог видимо, сам себе, развернуть кишечную петлю, что в принципе невозможно, так как начинался уже некроз, раз я не ощущал вообще ничего.
> Вот как раз после этих гастролей я и ездил в Ленинград поступать, мы неделю где то прозанимались, я там и Вардашеву видел не раз и Захарова и Рахлина, а потом нас распустили и я вернулся домой в Пермь. И только на следующий год, я поехал в Москву и дошел до третьего тура сразу в Щуке, в ГИТИСе и во ВГИКе. Пришлось выбирать, выбрал Гончарова, хотя сначала хотел пойти к Бондарчуку. Во блин, целый рассказ получился. Писать что ли начать, типа "Записки провинциального актера". Да только ленив я до последней невозможности, а жаль.
> Еще раз здоровья Вам, дорогой Хилл и до встречи. Всем домочадцам вашим большой привет. А двум красавицам поцелуй в щечку.
> Любящий и болеющий за Вас, Томилов.
>

Хилькевич Fri, 01 Jun 2012 21:45:34 +0400
Ну стент - это всовывают через паховую аорту в сердце этакий зонтик , он прокалывает бляшку и распускается придавливая бляшку к стенкам аорты и там остается. Начало у меня было в Чернобыле, где бригада идиотов энтузиастов приехала развлекать ликвидаторов. После концерта предложили поехать посмотреть разорванный взрывом блок. Дали зеленые шапочки и халатики. А нас с Аллой П. И еще двумя киевлянами начальство пригласили на пьянку. Мы два часа и пропьянствовали. Остальные, а было их человек 20 - на экскурсию. Был там и Янковский и Абдулов и мой любимый оператор Феликс Гилевич. Умерли все до одного, а мы - пьяницы, получили по тяжелому терриотоксикозу. Меня год лечили в Канаде и вылечили , но в течении 20 лет я пил атенолол . Останока сердца была от того, что из-за 30 летнего курения по три пачки в день образовались никотиновые бляшки твёрдые, как биссер.к моменту операции сердце получало 11,2 % крови. А во время с'емок ВОЗВРАЩЕНИЯ МУШКЕТЕРОВ 15%! а жил я на полную катушку сам себе снижая давление на 40 -50 единиц легко. Я это и сейчас продолжают практиковать , потрясая докторов. Вот, оказывается, что нас роднит. А твоя биография ,действительно ждет Мериме или Мана . Помоги нам Бог со спектаклем. Но ты не ответил- кабинет от трагического положения с финансами? Пустой кабинет- это всегда убого. Я постараюсь выдать, что- то емкое и совсем недорогое. Целую. Твой Хилл. Привет Вождю нашему гениальному!

Хилькевич
> а не попробовать ли без штампов этакого дон- ботаника?

ПЕРЕЧИТАЛ РАЗ ДЕСЯТЬ И УВИДЕЛ ПРОВИНЦИАЛА УТОНУВШЕГО В МОРЕ ИЛЛЮЗИЙ... А ОН-ТО ТАКОЙ! трогательный сумашедший нищий и беспомощный. ведь гамлет по шекспиру среднего рости и ... очень полный. романтика в другом. слабо?

Томилов
> Я согласен с тем, что он ПРОВИНЦИАЛ УТОНУВШИЙ В МОРЕ ИЛЛЮЗИЙ, и что он трогательный сумашедший нищий и беспомощный, но я хочу, чтобы он еще и был отчаявшийся и сомневающийся и в то же время умный понимающий, но верящий в свои идеалы, современный, а не средневековый, хоть и в доспехах того времени. Чтобы в конце уже не было понятно кто на сцене Сервантес или Дон Кихот. Ну в общем это долго писать, лучше поговорить. Костюм замечательный, но он немного сказочный, а мне нужно, что бы все по правде, а то зритель ему не поверит. А я хочу, чтобы еще и все женщины в зале в него влюбились. Кстати у меня полное ощущение, что в Дон Кихоте очень многое от ТЕБЯ, Хилл! Вот отсюда я и буду плясать! Целую. Томилов.

Хилькевич
какой же он сказочный?! все документально! идеально! день в день мода века. кожанные кюлоты ,разные ноги а плетенном трико тряпичные полусапоги с гожанным низом , металлический нагрудник , такие же перчатки, на голове сковорода, которую прописал сервантес, а после пикассо все стали рисовать, в виде металлического конатье, что чушь!!! я нарисовал сковороду хv XVI веков точно. кованная миска с клепанной ручкой.красавец рыцарь или человек моего типа - то бишь без иллюзий, не может претендовать на это имя. это сахаров! смешной ботаник, жалкий даже, не умеющий громко и четко выразить свои мысли, стесняющийся и мягкий, но с железным упорствам и смертельной верой в свои романтические химеры они же- идеалы
а так вопреки твоей воле получится мачо- гидальго , каковым он всегда являлся зрителям. подумай! ведь холодная толпа и даже случайные люди , по сервантесу, над ним посмеивались и просто издевались! как всегда все относятся к инвалидам и сумашедшим. я это на костылях и гипсе испытал на себе на все 100. А ВОТ ОН САМ ВОСПРИНИМАЕТ ВСЕ В СЕРЬЕЗ И ИСТАЛКОВЫВАЕТ ЭТО, КАК ЛЮБОВЬ И В ЭТОМ ТРАГЕДИЯ И ЮМОР СО СЛЕЗАМИ НА ГЛАЗАХ!!!!!!! и вот тут самая страшная современность! я могу сделать и мачо средневекового... но, подумай хорошенько, что интереснее. особенно потрясающе такому красавцу, как ты сыграть предлагаемый мною образ. подумай!!! и напиши мне окончательный вердикт и я сделаю, как просишь.

> ИГОРЕЧЕК! боюсь влезть поперек твоих идей, так что опиши мне в десяти словах что ты думаешь о каждом персонаже прямо по порядку. в этом случае гарантирую качество. А то я другое что то нарисую ...

Томилов
> Обязательно напишу, немножко оклемаюсь, а то аритмия уже замучала. Ничего делать не могу.
но я пишу, пишу каждый день. Напишу, сразу пришлю. 
Музыку же еще ищу испанскую народную. Посмотрел фильм свежий, Хемингуэй и Геллхорн и Подсел на гражданскую войну в Испании. Удивительное время! перечитал и прослушал и посмотрел все, что есть о том времени. У меня есть знакомая бабушка, Аделина, она там переводчицей была, удивительный, эпохальный человек, 20 года рождения. Сама из Аргентины, но с детства в СССР, а говорит по русски все равно с акцентом. Дружу с ней с 92 года. Она тоже много рассказывала. Вот люди были! Был бы Бруком, поставил бы "Человека" в том времени. Дон Кихот и Франко! А?! Завтра постараюсь прислать резюме.Прости за задержку.
Thu, 19 Jul 2012 14:33:50 Хилькевич
Я ВСЕ СТАРАЮСЬ СРАСТИТЬ ТВОЕ И МОЕ . ВОТ ОН И ВСЕ ВРОДЕ РЫЦАРСКОЕ, но один налокотник утерян так же+ как стальные штаны и сапоги... двухцветное трико почти обязательная примета времени. КОГДА МЫ УТРЯСЕМ ДОНА ОСТАЛЬНОЕ БУДЕТ БЫСТРО И ТОЧНО. ТЫ ЧЕТКО ПРОПИСАЛ СВОЕГО ГЕРОЯ, но он таков всегда. ЕЖЕЛИ ЕГО ТАКОГО ПОМЕСТИТЬ В 1936 - ЭТО БУДЕТ СЕНСАЦИЯ. ТОГДА МОЙ КОСТЮМ БУДЕТ ПРОСТО ВЕЛИКИМ!.

Томилов
Поэтому я хочу, чтобы он был одет в доспехи средневекового рыцаря, тем более если решусь все это перенести во времена ЛЯ ГЕРРА ЦИВИЛЬ.
Франкисты и средневековый рыцарь, абсурд в абсолюте, но это как же надо верить, чтобы люди пошли за тобой, изначально принимая тебя за сумашедшего. Несмотря на свою мягкость, синтементальность, доброту он безусловно ЛИДЕР. 
Очень хочется конечно все это забабахать в то время, время революции. Но, блин это же сложнее, и труднее, и рискованнее на порядок. Это же всем играть надо, как Высоцкому, как Луспекаеву, как на пределе своих сил и возможностей, а где я в нашем театре таких актеров найду?
Нет я уверен они захотят, я их увлеку так, что они стонать будут от желания сыграть. Но ты же знаешь, каково растояние между желанием и умением. А ставить на уровне самодеятельности я не хочу, да и не буду. Если увижу, что все край, дальше я из них уже ничего не вытащу, хоть на пупе вертись, а все равно самоделка, уйду. Это же не кино, где можно взять актера, который готов, талантлив, который подходит на все сто. Это же наш театр, да они талантливые все, очень. Но не актеры, даже не обученные. Я когда ставил "Каменный цветок", так я 95 процентов времени их учил актерскому мастерству, а точнее ремеслу. Голос сорвал. Полтруппы обиделось, что я их в спектакль не взял. Но это сказка для детей. А тут ДОН КИХОТ! Это гамбургский счет. Тут за танцы, шманцы не спрячешься. Тут играть надо так, чтобы аорта рвалась, такая правда существования нужна, такая вера в предлагаемые, аж подумать страшно. А у них же опыта такого нет!
Но я тем не менее готов. И рисковать, и драться, и шишки получать и так далее. Посмотрим еще, кто кого.
Эх если бы в Испании поставить, вот тогда да, тогда 36 год это идея! Тем более, что так еще никто не ставил.

> Sat, 25 Aug 2012 16:38:38 +0400 от georgii yungvald-khilk < 
> >
> > ДОН КИХОТ РИСУНОК НА ПАМЯТЬ
это оригинал . если его в фотомастерской отпечатать на а4 и в рамочку 40х32 под стекло , будет очень здорово выглядеть,а я приеду и напишу там о любви к тебе!

 

Thu, 23 Aug 2012 15:24:12 +0400 от Игорь Томилов 
ОХЕРИТЕЛЬНО!!!!!
Супер! Гениально. То что надо. И Альдонса тоже. И погонщики. Только, Хилл пока не гони, а то там интриги начались. Мол денег нет в театре. Постановок много, на мою времени не хватает. У половины труппы гастроли. Вожак на выпуске. В общем я пока скандалю. Надеюсь со следующей недели начну репетировать.!

> --Здравствуй, дорогой Хилл. Извини, что долго не писал, не звонил. Все неудобно как то. Заманил тебя, наобещал, ты столько работы сделал, а у меня пшик. Не дают ставить, говорят времени нет, да и с финансами беда. Ну ладно. Переживем, я все равно поставлю. Как твои дела, как здоровье, как твои красавицы. Недавно видел тебя по телевизору, отлично выглядишь. Я очень хочу, чтоб у тебя со здоровьем все было хорошо. Да и спасибо тебе еще раз за врача. Замечательная женщина, никак не может придти ко мне на Скрипача. Я ее ругаю, она смеется. Да вот же еще что. Я тут написал небольшое эссе, такое полуфантастическое, прочитай пожалуйста и скаж, как оно тебе? Мне очень важно твое мнение. Может развить идею и сценарий получится? 
> У нас все по старому в театре, даже проблемы начались. Министерство культуры на Назарова наехало,но, это очень долго писать, а мне кот зараза мешает. Удачи, Люблю. Томилов.

Вот такой мы хотели с Георгием Эмильевичем забабахать
спектакль. Но не произошло, а жаль. Но все наработки остались, да и эскизы костюмов Хилькевича тоже есть, бог его ведает, может еще все и произойдет. Эх, как же быстро летит жизнь.

 

 

На всякий случай или
Как я снимался в кино с Абдуловым.

 

Лет 9 назад мне позвонили.
Спросили, не смогу ли я через два дня, сняться в фильме, где надо спеть отрывок арии Лепорелло, из оперы Моцарта "Дон Жуан".
Я от неожиданности аж дар речи потерял.
Это ж моя любимая опера, и мой любимый персонаж. Я даже когда- то с отрывком из этой оперы к Анатолию Васильеву показывался. Но это отдельная история.
- А какой? - бормочу.
- Что какой? - спрашивают.
Я тоже, конечно тормоз, не нашел ничего умнее спросить. Мне какая разница какой, главное это же Лепорелло.
- Ну, отрывок - туплю я, - Какой?
- Сейчас узнаю, - говорят. Девушка говорит. Жду. Мозги не включаются.
- Там, где он с Дон Жуаном на кладбище, приглашает статую 
Командора придти в гости к Донне Анне. Но петь надо на итальянском языке - уточняет девушка.
Во блин, а я это место только на итальянском и знаю. У меня "Сердце в груди, бьется, как птица". (Это из другого кино). Но там же, думаю, не ария, там дуэт.
- А Дон Жуан кто?
- Абдулов.
- Дон Жуан - Абдулов? - какой-то ступор на меня напал. Он что, думаю, поет на итальянском? А, ну да, он же пел - " Уно, уно, уно моменто", значит поет. А в трубке слышу,
- Но он там Дон Жуана только изображает, а на самом деле он девушка Лермонтова.
- Абдулов, девушка Лермонтова?! И Дон Жуан!? - я сел, потому что лежал, а лежа в обморок падать, как-то неудобно.
- Не девушка, а дедушка!
- Ааа, дедушка!..., - ну теперь-то мне понятно.
В общем назвала она какую-то усадьбу под Москвой, и что там надо быть к семи вечера, потому что съемка ночная.
Прислали мне по мылу отрывок из сценария с эпизодом, где я занят. 
В общем в этой сцене дедушка Михаила Лермонтова, который еще не родился, ну Лермонтов я имею ввиду, устраивает
у себя в имении спектакль для соседей. И спектакль этот, ни много ни мало, опера Моцарта "Дон Жуан". Сам он, дедушка то бишь, поет за Дон Жуана, 
а его камердинер, это я, за Лепорелло. В процессе пения дедушка яростно, но так, чтобы зрители не видели, допрашивает своего слугу 
- Где Мансырова? - Эт его любовницу так звали. 
Я ему между пением сообщаю, что уже четырех гонцов посылали, но 
ответа нет. Дедушка злится и уже не скрываясь посылает слугу, он же Лепорелло, за любовницей Мансыровой. 
Затем слуга возвращается и сообщает дедушке, что тот пролетает, 
любовницы сёдня не будет, так как она с мужем, со своим, уже спать легла.
Дедушка сильно расстроенный таким обломом, идет к себе, выпивает яд из склянки, возвращается к гостям, падает и тут же помирает.
Все. История дедушки и его слуги на этом закончена.
Кстати потом, на съемках мне сказали, что эта история подлинная, что так оно и было. Дедушка Лермонтова по маме, Михаил Васильевич 
специально траванулся и умер прямо на глазах у обалдевших гостей и своей семьи. Во страсти были. Шекспир отдыхает.
Был у меня еще из Франции видеодиск с этой оперой. Я его нашел, пересмотрел. Классно поют. 
Но где там можно в процессе пения вставить текст про "четырех гонцов" и про "нету ответа", я по правде говоря не понял. Ну нет там такой паузы в арии, где можно проговорить весь этот текст.
Взял я этот диск с собой на съемку. Ну так, на всякий случай.
Еще я взял с собой на всякий случай минидиск с этим отрывком, к нему МДплеер, все шнуры, какие могут понадобиться, костюм слуги того времени, сапоги, плащ Дракулы и поехал. 
Как я нашел эту усадьбу, навигаторов еще тогда кажись не было,я рассказывать не буду долго и неинтересно, но нашел. 
Старинная, красивая усадьба, музей какой-то в ней был. Во дворе усадьбы машины, автобусы, люди суетятся, а в другую сторону посмотришь
- Осень, вечереет, солнце садится, тишина, красиво.
Режиссер, а это была женщина-режиссер, а точнее Нана Джорджадзе, взглянув на меня, быстро сказала
- Отличный Лепорелло. Идите готовьте. 
Повели меня одевать и гримировать. Костюм на меня ни один 
не лезет, сапоги тоже. Я молчу. Сам думаю, вот попал, костюма для персонажа нет, одно хорошо, без проб взяли, то бишь без кастинга,как сейчас говорят. 
Ну костюмерши побегали, повздыхали, надо идти к Нане, 
а они боятся.
- Ладно, - говорю – Есть у меня кое что, может подойдет.
Принес, одели меня. Гримеры прическу соорудили, я в жизни никогда таким кудрявым не был. Пришла Нана, посмотрела, 
- Замечательно, - говорит - Молодцы.
Я промолчал, а костюмерши скромно так, но с достоинством потупили очи, как бы говоря - Ну а как же, мы же все таки профессионалы.
Пошли смотреть площадку. Абдулова еще нет, приедет поздно, у него спектакль.
Маленькая сцена, с краю сидит оркестр из трех человек, скрипка, виолончель и чувак с тарелками. Перед сценой разнокалиберные стулья и кресла, где должны располагаться гости бала, человек двадцать.
- Ну вот здесь и будете петь,-
говорит Нана и хочет уйти. Я не удержался и спрашиваю,
- А музыка где?
- Вот! - гордо и радостно показывает на музыкантов режиссер. 
Музыканты весело закивали головками.
Я не успокаиваюсь, потому что уже понял, что это засада.
- Надо бы прорепетировать, пусть они сыграют кусочек. Да? - 
спрашиваю я Нану и тоже весело ей киваю, уже соглашаясь тому, как она здорово придумала про порепетировать.
- Да,- соглашается Нана задумчиво сложив губы трубочкой.
- Сыграйте.
Музыканты, продолжая улыбаться, смотрят на режиссера. Пауза.
- А у нас нот нет,- говорят музыканты, продолжая по инерции 
улыбаться.
- Как нот нет!? Пачэму нот нэт? - Нана от волнения заговорила с красивым грузинским акцентом. 
- А гдэ ноты? - и переводит возмущенный взгляд на меня.
- Да! Где? - и я перевожу взгляд на музыкантов. 
- А нам не дали. - нашелся чувак с тарелками.
- Пачэму нэ дали? - бушует Нана. - Дайтэ им нэмедлэна ноты!
Я вижу, что музыканты испугались еще больше. Потому что сыграть Моцарта с листа, если ты его никогда не играл втроем, даже с нотами, проблематично. Тут подбегает какой-то молодой человек, видимо второй режиссер или продюсер и начинает успокаивать Нану, что все хорошо, что все так и задумано, что музыканты будут только изображать игру, а петь мы будем под фонограмму. Джорджадзе 
попросила включить фонограмму. На что ей было обещано, что все в порядке, что через полчаса все включат, просто пока ещё не все готово. Время еще есть.
Нана успокоилась и ушла. Хотя по поведению этого продюсера было ясно видно, что ни хрена не в порядке.
Немного постояв, посмотрев, как суетятся звуковики и этот товарищ, не знаю уж кем он там был, я понял, что фонограмма-то у продюсера есть, 
но она на минидиске, как и у меня, а вот проигрывателя для 
минидисков ни у кого и нет, "заказу не было".
Я честно говоря пребывал в небольшой прострации. Такой 
безалаберности в съемочной группе я ещё ни разу не видел. 
А тут еще и Абдулов приехал. Нана ушла к нему в вагончик и вышла оттуда минут через десять очень расстроенная.
Оказалось, что поскольку роль у Александра была небольшая, 
то он ее и не читал, ну или читал, но не очень внимательно. А когда узнал, что ему в роли надо петь Дон Жуана, да еще на итальянском языке, то стал категорически отказываться, говоря, что это для него китайская грамота и надо просто заменить оперу на что-нибудь другое. Режиссер всячески его уговаривала, на что Абдулов в конце концов сказал, 
- Ну Вы мне хоть покажите, что там и как.- 
Нана метнулась на площадку, чтобы узнать, как там дела с музыкой. 
А с музыкой был полный абзац. Были две колонки, маленький микшер, минидиск без проигрывателя и большой симфонический оркестр в три человека, без нот.
Начинался скандал. Нана кричала на помощников, помощники на звуковиков, звуковики пожимали плечами и со словами 
- Заказу не было , - уходили куда-то в другое пространство, где им видимо наливали. 
Скрипка, бубен и утюг тихо сидели в углу, надеясь, что буря пройдет стороной.
Я не мог больше наблюдать за этим высокоинтеллектуальным 
действом и попробовал сообщить в этом общем оре, ну или хоре, как хотите, что если нужен проигрыватель минидисков, то таковой у меня есть!
Еще секунд десять мои слова искали вход в башку 
продюсера, после чего он бросился ко мне со словами 
- Несите! Несите!
Я не стал просить его произнести волшебное слово, а просто пошел и принес.
Вынырнувшие из другого пространства, где им наливали, 
разгоряченные звуковики, азартно вырвали мидиплеер из моих рук и кинулись к микшеру. 
На этом их рвение закончилось. Плеер к пульту не подключался, не подходил шнур. Пока Нана ругалась, звуковики чесали репу, помреж рвал на себе волосы, а большой симфонический оркестр 
тихонько жевал всухомятку будерброды в углу, я принес шнуры.
Плеер подключился!
Гордый звукорежиссер аккуратно вставил 
продюсерский минидиск в плеер и нажал кнопку пуска. Все замерли.
Из колонок зазвучала... тишина. Звуковик стал крутить ручки 
на пульте и двигать ползунки. Из колонок тихо - тихо стала доноситься музыка. Понять, что это Моцарт можно было, только приложив ухо вплотную к колонке. И как ни крутил звукорежиссер ручки, как ни включал туда сюда провода, музыка громче не звучала. 
- Может быть мой минидиск попробовать, - предложил я видя, что помреж близок к обмороку, а Нана что-то ищет вогруг себя хищным взглядом, наверное кинжал.
Вставили мой минидиск и о чудо, из колонок полилась волшебная музыка Вольфганга Амадея. Стало хорошо. 
Подобревшая Нана ласково взяла меня за руку и спросила, не мог бы я рассказать Александру Гавриловичу, что происходит в этой сцене на кладбище. Я сказал ей, что рассказать-то я конечно могу, но может 
ему лучше показать эту сцену на экране. Пока она с изумлением глядела-на меня, я пояснил ей, что на всякий случай взял с собой двд диск с этой оперой, нужен только обычный ноутбук. 
Я видел, что мой авторитет в глазах режиссера достиг апогея. 
Забрав у продюсера ноутбук, мы отправились к Абдулову в гримваген.
Сцену встречи с Сашей я пропускаю.
Без лишних слов, я нашел эпизод на кладбище и сказал ему. 
- Вот это ты, а это я. 
Абдулов посмотрел кино, и согласно кивнул.
Радостная Нана спрашивает,
- Ну, теперь тебе понятно?
- Ну ясен пень, - отвечает Саша.
- Тогда пойдемте репетировать.
Пришли на площадку. Включили фанеру, я запел 
- О статуа джентилиссима, дель гран комендаторе - ну и так далее. 
Теперь Дон Жуан должен вступать, а он молчит, только смотрит на меня во все глаза, Нана тоже стоит открыв рот. Минус остановили. 
Нана так робко спрашивает.
- Игорь, это фантастично, но Вы не могли бы спеть не так мощно и красиво. Понимаете, он же все таки крепостной, а не оперный певец.
- Понятно - говорю, - Это как с Раневской.
- А что с Раневской? - спрашивает Нана.
- Ну Раневская, спросила у одного кинорежиссера, почему он не стал снимать ее в своем фильме, я мол что плохо сыграла на кинопробах?
А тот ей говорит, Ну что Вы Фаина Георгиевна, вы так здорово 
сыграли, что я побоялся взять Вас в свой фильм, вы же мне убьёте всех главных героев. 
- Ну если надо, сказала Раневская, я могу сыграть и похуже. 
Так вот я тоже, если хотите, могу спеть и похуже.
- Да, да - образовалась режиссёр. - Пожалуйста спойте похуже.
- Спеть то я спою, но Вы понимаете, что вставить мои такие длинные реплики в тех местах, где поет Абдулов просто физически невозможно.
Стали пробовать. Да. Не получается.
И тогда я предложил все мои реплики спеть вместо итальянского текста. То есть выглядеть это будет так. 
Абдулов меня тихо спрашивает, пока я пою,
- Где Мансырова?
А я ему в ответ на музыку Моцарта пропеваю - Четырееех гонцов посылааали, нету ответа, нееет.
Попробовали, отлично получается. А тут уже и зрителей в зал 
посадили, все в костюмах 19 века. Приготовились к съемке.
Конечно я переживал за Абдулова, как же он будет петь на итальянском. Но спросить не решался.
И вот команда - Мотор. Начали! Оркестр играет, я пою, очередь Дон Жуана. 
А поскольку Абдулов убей не знает, когда вступать, мы с ним 
договорились, что как только я покажу на него руками, он вступает.
Я на него показываю и Саша начинает петь,
- Гав, гав... Гавгавгав гав, гав.
В зале хохот, у меня глаза на лоб, а сам думаю, вот это молодец, я бы в жизнь не догадался, ведь потом этот эпизод все равно озвучивать надо будет отдельно.
А потом и на меня напал смех, я так сдерживался, чтобы не заржать, как все, что у меня аж челюсть светло, кое как продолжаю.
Ну а дальше уже у него пошли нормальные человеческие слова. Сделали мы несколько дублей, затем крупные планы и все, вроде эту сцену отсняли.
Уже потом, через год, когда я приехал озвучивать этот эпизод, я увидел, что Абдулов очень прилично спел свой текст на итальянском и главное по нотам. Вот что значит настоящий профессионал. На экране совершенно не заметно, что он поет гав гав.
Озвучивали мы уже без Наны Джорджадзе. Потому что отношения с Грузией тогда сильно испортились и она никак не могла приехать, не давали визу.
Ну а в ту ночь, уже после съемки, мы все дружно хлопнули по паре рюмок коньяку, причем вторую по просьбе Наны выпили за меня, потому что если бы не мое профессиональное отношение к делу, как она сказала, то съемка, могла бы и не состояться.
Когда просматриваю этот кусок фильма, всякий раз удивляюсь и не понимаю, как можно приехать за полчаса до съемки, облачиться в костюм, поглядывая в это время в текст. Затем выйти на площадку и стать другим человеком.
Причем, когда снимали, я видел, что он играет, а смотрю фильм и верю ему. Тайна какая-то. Вообще эти артисты, какие-то ненормальные люди. 
Не от мира сего. Дай им Бог здоровья.

 

Принц и нищий.

Непридуманная история.

( из цикла «Рассказы для фейсбука»)

 

За полчаса до начала шоу, где я пел песни на разных языках, но в основном на русском, нам вдруг объявили, что сегодня вечером его будет смотреть не кто иной, как Альберт Гримальди. Принц княжества Монако.
А было это во Франции, в городке Мужан, что в пяти километрах от Канн, в ресторане Санкт-Петербург в 2000м году. 
Ресторан этот считался русским, хотя русского в нем было только наше шоу, да названия блюд. Но не сами блюда, потому что такого невкусного борща с непроваренной свеклой, таких угольков из мяса, которые там назывались шашлыками и таких кошмарных, толстых блинов я не ел ни до, ни после. 
Тогда Альберт был еще принцем, это сейчас он князь, но слава богу уж сколько лет прошло. 
Ну все конечно всполошились, засуетились, откуда-то притащили почти настоящий каравай, водрузили на него солонку, я надел казачий костюм с красной черкеской, еще одна девочка русский, из нашего шоу. 
Хозяин ресторана Анри, стал меня инструктировать, что делать при встрече, что говорить, я стою киваю, а у самого ну вот никакого настроения, ну вот ни капельки.
И все потому, что мы с женой и сыночком были в гостях у одного француза на вилле рядом с Ницей и там весь день неслабо так зажигали. 
Жена в разобранном состоянии была отправлена спать на квартиру, в которой я тогда жил в Каннах, а я с отроком девяти лет от роду поехал на работу.
И тут такое событие. Состояние мое было не то, чтобы радужное, скорее пасмурное, алкогольно-энергетический заряд уже закончился, приближалось хмурое похмелье, а тут на тебе, сейчас принц понимаете ли нарисуется.
Чувствуя, что в этаком сумрачном настроении я могу завалить это дело, пока все были заняты, я метнулся в бар немножко поправить здоровье и кураж. Хлопнув сто грамм коньячка Неписсухо, я почувствовал, как глазки начинают раскрываться, а окружающая меня действительность превращается из черно-белой в цветную.
Да по поводу коньяка, если кто не понял, что это еще за марка такая, объясню. 
Это такая эсэмэска.
Она: Купи бутылочку коньяка Неписсухо, вечером посидим отметим праздник.
Он: Лена, какой Неписсухо? Лучше перепиши название с этикетки.
Она: Hennessy XO...
В общем после коньячка я бодро взял круглый поднос с караваем и солонкой, поставил на него бутылочку запотевшей водки, пару рюмок, подхватил Галю танцовщицу, она же руководитель балета и отправился встречать Альберта.
Владелец ресторана пытался вяло возражать, что водку не надо, что мол принцы не пьют водку, но после моего короткого пояснения, что это русская традиция, а поскольку это русский ресторан и я сам русский, а он француз, то лучше пусть не мешает, а или сядет в сторонке и наблюдает, или участвует во встрече и делает так, как я скажу. Короче Анри обреченно вздохнул и поплелся за мной.
Мы встали на пороге этакой живописной группой. Я в красном казачьем костюме с шашкой и подносом, Галя и Анри рядом со мной, а в глубине ресторана, за дверями еще несколько человек, администратор, официанты и т.д и т.п. 
Стоим. Ждем. Подъезжают различные гости, улыбаются, здороваются, и удивленные таким радушным и торжественным приемом проходят внутрь, принца нет. А на улице меж тем, не жарко. 
Дав поднос в руки Гале, я быстро свернул пробку с бутылки, налил водку в рюмки, левую протянул Анри, а правую, с чувством произнеся "Твое сантэ!" смачно хлопнул.
Анри успел только возмущенно открыть рот и выпучить глаза, как все уже было кончено. Пару секунд посмотрев в мои вспыхнувшие и потеплевшие зрачки, он все же решился и немного отхлебнул из своей рюмки. Но даже после такой воробьиной дозы щечки его порозовели и он немножко расслабился.
Жизнь налаживалась.
И тут перед рестораном наконец-то остановились два шикарных автомобиля и из них стали материализовываться мужчины в вечерних костюмах.
Все стройные, красивые, импозантные. Баб с ними почему-то не было.
Принца я узнал сразу, он был высокий почти как я, скромный и лысый. Все засуетились, заздоровались, заулыбались, ну я конечно тоже улыбнулся и сунул ему в руку рюмку. 
Он взял.
Я налил.
Ему.
Потом себе. 
Поскольку это было единственное осмысленное действие в этом потоке хаоса и сумбура, то все замолчали. 
Я переложил рюмку в левую руку, протянул правую и сказал на чистом русском языке. 
- Я Игорь.
- Альберт - произнес принц и тоже переложив рюмку в левую руку, правую вложил в мою. 
- А а а, Альбертик, так я тебя сразу узнал, очень приятно, добро пожаловать! – балаболил я пожимая его руку.
- Уи, уи, Альберти! - радостно закивал принц. 
- Ну тогда по русскому обычаю давай накатим, за встречу, за знакомство .

Пока офанаревшая от моей наглости и фамильярности Галя переводила мою приветственную речь, я быстро до краев наполнил наши рюмки водкой, отщипнул от каравая и громко выдохнув, хряпнул. Занюхал хлебушком, а затем закинув его в рот, стал весело жевать. 
- Ну. Давай Альбертик – подбодрил я принца и почему-то подмигнул ему.
Альбертик оказался парень не промах. Он тоже хряпнул свою рюмку до дна...и вдохнул. 
Окружающие замерли в оцепенении, глядя, как у переставшего дышать принца округляются глаза. Я быстро отщипнул от каравая еще кусочек, макнул его в солонку и дал Альберту. Он не занюхивая сразу отправил его себе в рот и яростно принялся жевать.
- Ну как? Са ва? – спросил я его?
- Охуительно! - ответил счастливый принц с засверкавшими глазами и запустил рюмку назад через плечо, самую малость не попав в башку своего друга Майкла, врача по моему, я уже и не помню. Ну на французском конечно сказал, но это я понял и без перевода.
Рюмка громко звенькнула, разбившись об асфальт.
Я уже знал тогда, что французы считают, будто все русские так делают, когда выпивают рюмку водки. Не, ну они ненормальные какие-то. Если б я так каждый раз делал… у меня дома не то что рюмок и стаканов, тарелок бы не осталось. Да какое там, у меня кошка из ладошки бы пила.
Тут все радостно-облегченно заржали, то-ли на смерть рюмки, то ли на то что Майкл остался не травмированным, заговорили, замерсикали. Анри, хозяин бросился разливать водку, всех угощать. Гости храбро запрокидывали в рот содержимое рюмок, захерачивая их затем через правое плечо прямо на площадку перед рестораном. Встречающие тоже не отставали. 
- Молодец! Наш человек, ну что, тогда сразу по второй - я взялся за бутылку.
- Но, но, мерси, мерси, апрэ, апрэ, плю тард – немножко испуганно запричитал принц.
- Ну попозже, так попозже, тогда пошли, продолжим за столом, а то что-то зябко здесь. Да и водку ты не правильно пьешь. Сейчас покажу как надо – но тут мне уже пришлось перейти на французский, поскольку Галя переводить не успевала, а тянуть со второй рюмкой, как вы знаете нельзя, чтобы не запалить тему. 
- Все равно пить-то тебе уже не из чего, всю посуду разгрохали, а из горла это уже будет перебор, – но это я уже пробормотал себе по-русски.
Между первой и второй, как известно перерыв должен быть, чтобы пуля не успела просвистеть. И мы все радостной ватагой метнулись в гостеприимное тепло кабака Санкт-Петерсбург.
Ну вот в принципе и весь рассказ о моей встрече с принцем Альбертом. Нет ну конечно было и продолжение, сначала я отпел программу, затем учил его пить водку по казачьи, накатом, с локтя, с шашки. 

Потом, когда выяснилось, что мы родились с ним в один и то же год, месяц, день и даже час, только на расстоянии в пять тысяч километров, выпили за наших мам, за пап. Потом поехали к нему в Монте Карло, в дискотеку Джиммис. Там тоже пили, правда водка уже стоила почему то, в пересчете на доллары, тысячи полторы бутылка. Ну да все равно платил не я, да и не он. Ювелир какой-то известный платил. Потом долго прощались, клятвенно обещая встретиться в ближайшее время, потом меня отвезли домой, в Канны на его машине, а может не на его. Но это было уже в каком-то пьяно-веселом угаре, поэтому помню я все это не совсем ясно.
А нет. Вот что еще запомнилось.
Когда собрались ехать на дискотеку в Монако, он мне говорит
- Игорь, а ты позови ваших девчонок танцовщиц из шоу. Пускай с нами прогуляются, хоть отдохнут после работы, расслабятся.
- Давай – говорю – это ты классно придумал.
Влетаю я такой радостный наверх, девчонки наши жили на втором этаже, прямо над рестораном и вижу, трое из них сидят в холле перед большим телевизором, уже переодетые все, в домашнем.
Я им запыхавшись весело так, сообщаю, что мол давайте быстро переодевайтесь, красьтесь, а можете и не краситься и так красивые, и поехали в Монте Карло, вас Альберт к себе на дискотеку приглашает.
Пауза. Никто даже не шелохнулся.
- Ой, Игорь, мы так устали. Ты скажи ему, что мы все уже уехали.
Челюсть моя невольно открылась, потом закрылась, потом снова упала. Ну что им сказать?
«Вы что дуры? Что вы там видели в своей Пермской области кроме печки? Это же принц! Мать вашу!»
Но я ничего не сказал. Я знал, что бесполезно. Если уж они чего надумали – все. Переубеждать, объяснять, возмущаться себе дороже. Это же пермячки. Гордые, упрямые, независимые ну и немножко ленивые конечно. Ну да бог с ними. Вернулся я несолоно хлебавши, сказал принцу, что их уже никого нет, все разбежались и мы поехали без них.
Нет, все таки прав был Карл Маркс – бытие определяет сознание. Точнее не скажешь.
Вот такая история. И что интересно, что все это правда.
Вы меня спросите, а куда же я дел сыночка девяти лет? 
А он остался с девчонками в ресторане, тем более, что была у него там в балете одна тайная любовь, Света Спиридонова. Чем-то похожая на мою жену. Вот он с удовольствием и проводил с ней время. Ну а на обратном пути я его забрал, хоть и было уже очень поздно.
Ну вот и все.
И больше мы с Альбертиком не встречались, а жаль конечно.

Коза из Бомбея.
Рассказ с иллюстрациями.


Было это в Бомбее. В 2003м, тогда он уже назывался Мумбай. Но нам артистам театра Назарова, больше нравилось название Бомбей. От этого названия исходил аромат восточных пряностей, песен Радж Капура и смуглых женских пупков. 
В моей мыльнице заканчивались батарейки и я решил сходить в ближайшую к нашему 5ти звездночному отелю лавку и там их купить. Заодно прогуляться по легендарному городу, окунуться в душную атмосферу индийского Нью Йорка.
Поскольку кроме испанского и французского языков я больше ни бельмеса не знал, то решил двигаться по направлению взгляда. Взгляд мой был направлен в сторону солнца, до захода которого оставалось часа два. 
Успею – смело решил я и рванул в глубь довольно приличного квартала. Что меня умиляло на улице, по которой я довольно споро шагал, так это небольшие зеркала, висящие либо на стене дома, либо на заборе. Напротив каждого такого, висевшего на уровне груди зеркала, стоял какой-нибудь колченогий стул или высокий табурет, возле которого скучал человек с расческой и ножницами. 
(фото 1)Индусский салон красоты.

Так вот ты какой Индийский салон красоты, пошутил я про себя. А потом и произнес это вслух, проверяя, как это звучит в голосе. Все равно меня никто не смог бы понять. 
Кстати, я заметил еще в первых своих поездках за рубежи нашей родины, что осознание того, что тебя никто вокруг не понимает, довольно быстро развращает нашего российского гражданина, а может не только нашего. Но я прекрасно помню, как в 90м году прошлого столетия, мы с друзьями, проходя по мадридской улице, услышали родной, такой необычно восторженный русский мат, громко произносимый женскими голосами, лишь иногда прерывающийся вкраплениями нормальных русских слов.
Возле витрины обувного магазина, стояли три наши соотечественницы и радостно, взахлеб обсуждали преимущества или недостатки, выставленных в витрине моделей женской обуви. 
Мы с ребятами невольно заслушались. Таких ядреных, заковыристых и многоступенчатых словосочетаний нам еще слышать не доводилось. Это была музыка русского мата в исполнении трех солисток одного из казачьих хоров, как потом выяснилось, оказавшихся с нами в Мадриде в одно время.
Девушки так самозабвенно и увлеченно прохаживались по поводу местного обувного производства, что обратили внимание на трех стоявших неподалеку, с открытыми ртами, молодых людей, лишь минут через пять. 
Догадаться из какой мы местности, составило небольшого труда и девчонки, вмиг покраснев, попытались тихонько свалить. Но не тут то было, мы вежливо поздоровавшись, с чувством наивысшего пиетета, попросили их продолжить, так внезапно прерванное выступление. 
Потом конечно, все поржали, поручкались, нашли кучу общих знакомых и отправились дружной ватагой осматривать следующие универсамно-магазинные достопримечательности испанской столицы.
Но все это не пришло в мою голову, когда я произнеся вслух фразу про индийские салоны красоты, продолжил углубляться в трущобы Бомбея. То, что это трущобы я понял уже метров через двести и пары поворотов.
Нормальные, каменные, одноэтажные домики, как-то так незаметно закончились и начались двухэтажные. 
Но не дома, а довольно удивительные сооружения из картона, деревянных или пластиковых палочек, ящиков из под бутылок, пенопластовых упаковок из под холодильников и телевизоров. Высота их была такова, что я спокойно видел, что делается на крыше этих сооружений. То есть метра два.
Возле этих двухэтажных домов сидели на пластиковых ящиках местные бомбейцы в шортах, играли в карты, потягивали пиво, бегали полуодетые смугло-чумазые ребятишки, индуски в простеньких разноцветных сари сновали из дома в дом. Короче жизнь кипела.
Мало кто из них обращал внимание, по крайней мере мне так казалось, на двухметрового детину в брюках, ботинках и с почти, как у сикха большой черной бородой.
Шёл я довольно долго, надеясь набрести на какой-нибудь маленький базарчик или уличного мальчишку торговца с разной мелочевкой, в том числе и с батарейками.
Но тут неширокая, метров пять, улица вдруг закончилась и я неожиданно оказался на берегу залива. Возле берега ютились разномастные рыбацкие лодчонки, всяких видов и конфигураций. 
Мало того, я увидел, что в этом месте я почему-то один, все люди остались там, сзади, на улице. Напряжение последних минут немножко отпустило и я сняв с шеи свою мыльницу, решил сфотографировать этот красивый, такой мирный пейзаж. 
(фото 2)

Джонки на берегу вечернего залива

И тут сзади раздался громкий, утробный, агрессивно-недвусмысленный кашель.
Я впал в ступор. Все чувства исчезли. Не было ни страха, ни удивления, ни паники, ни ожидания конца, мол «все приехали», ничего!
Время остановилось. Мысли исчезли полностью. Я был камнем с фотоаппаратом. Я мог так стоять всю оставшуюся жизнь!
Но тут кашель раздался второй раз. Он был все такой же громкий, утробно-уверенный, но вот какая-то агрессия из него пропала.
Я медленно и как можно дружелюбнее повернулся всем телом.
Передо мной никого не было! Только сорокасантиметровая по высоте, куча какого-то мусора и небольшая, грязная, сосредоточенно-жующая коза на ней.
Я на всякий случай огляделся вокруг. Да нет. Никого. Только коза жует и серьезно так смотрит мне в глаза.
- Так это ты что ли тут кашляла? – облегченно-обрадованно задал я удивительно остроумный вопрос козе.
Коза глядя на меня, молча жевала.
- Ну давай, что ли я тебя щелкну,- продолжал я бодро острить.
Навел на козу мыльницу, но палец мой застыл. 
Я не мог нажать на кнопку спуска, потому что коза вдруг перестала жевать и в упор, с ненавистью уставилась прямо мне в глаза. Зрачки в зрачки!
Руки мои похолодели, по спине зажурчала струйка холодного пота. Все это была какая-то фантасмагория. 
И тут коза закашляла! 
Так страшно и звонко, с грудным надрывом, кашлял мой дедушка, когда болел каким-то обстригулирующим бронхитом. А мы с мамой и папой приехали к ним с бабушкой, его проведать. 
Палец мой дернулся и я нажал на спуск. 
Фотоаппарат предательски молчал, коза перестала кашлять, презрительно посмотрела на меня и повернулась ко мне задом. И вот тут фотик, сволочь, щелкнул в последний раз и сдох.
(фото 3)

Коза спиной.

Коза лениво-пренебрежительно оглянулась, вяло мемекнула и деловито отправилась восвояси, видимо на вечернюю дойку.
Я тоже решил свалить, пока совсем не стемнело и только тут заметил, что все это время у нас был незаметный, молчаливый зритель.
Метрах в пяти, справа от нас с козой, тихонько сидела на корточках маленькая, голая девочка, лет четырех.
Слушая наш содержательный диалог с козой, она занималась тем, что пускала кораблики в виде спичек и каких-то палочек по ручейку который бежал из под нее и который она сама же и создавала, нисколько не смущаясь ни меня, ни тем более козы.
Для индусов это вполне нормальное состояние, не только дети, но и взрослые дяди и тети, спокойно справляли любую нужду, вдоль дороги, по которой ехали наши автобусы, сопровождаемые спереди и сзади полицейскими автомобилями с мигалками. Сначала нас это несколько, мягко говоря удивляло, а потом мы к этому привыкли и перестали обращать внимание. 
Вот и здесь я в первую очередь подумал о том, что, 
- Блин, кораблики-то ее не доберутся, до Аравийского моря, потому что "рукотворный" ручеек уже иссякал, а до воды еще оставалось метра три. Следовательно всем этим спичкам и палочкам грозила опасность погибнуть сев на мель. 
Но девчушку, сосредоточенно наблюдавшую за судьбой своего спичечного флота, это видимо нисколько не расстраивало. Чему быть, того не миновать, ясно читалось на ее серьезном, смуглом личике. Карма значит у них такая. У кораблей у этих.
Пора!
Весело махнув ей на прощание рукой, я полетел в обратный путь. 
Да. Именно полетел.
Я шел обратно по знакомой уже улице медленно, но очень быстро, краем глаза отмечая, как с откровенным интересом посматривают на меня ее обитатели мужского пола. 
Я остро чувствовал, как им не терпится спросить у меня, 
-Эй мистер, нет ли у вас парочки лишних рупий, или пары лишних ботинок, или брюк, рубашек, часов, да неважно чего, главное лишнего!
Их удерживало на месте только одно, нормальный человек не может идя так медленно, передвигаться так стремительно.
Уже через десять минут я был у входа в свой отель. Отдышавшись увидел, что в городе уже началась ночь, кругом горят фонари, а на
темном, южном небе высыпали такие веселые, доверчивые звездочки.
Они радостно подмигивали мне, спрашивая 
– Ну как, нормально погулял?
В ресторанном баре отеля я заказал стакан виски и не останавливаясь выпил его, под удивленно - восторженные взгляды посетителей ресторана. И уже через минуту меня отпустило. 
-Какая же все таки это охерительная страна, ваша Индия,- сказал я чернявом бармену и пошел к лифту, который должен был поднять меня на четвертый этаж, где вроде бы находился мой номер.
(фото 4)

На фото:
Бомбейские модницы, в сари и с зонтиками!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Серов и шаровая молния. 
 

(История, написанная одними фактами).

 Часть 1.
 

Было это в Якутии, летом 1980 года, куда мы, студенты уже 4го курса ГИТИСа, поехали в качестве концертной бригады, от ЦК КОМСОМОЛА. Как раз перед Московской Олимпиадой. 
Мы, это 13 человек будущих актеров и режиссеров под руководством нашего педагога Владимира Давыдовича Тарасенко, целый месяц, давали концерты для местных тружеников всех национальностей и стройотрядов из больших городов.
И вот однажды приехали мы в какую-то якутскую деревню на берегу Лены, километров за 300 от Олекминска. Как она называлась я уже не вспомню, но название было по-якутски мудреное. Деревушка была маленькая. Домов в двадцать. Ну как домов? Так, вросшие в землю одноэтажные избы, на одной единственной улице. И такой же вросший в землю одноэтажный клуб, являющийся по сути такой же избой, только чуть подлинней. С невысокой, сантиметров 30 сценой и несколькими деревянными скамейками, человек на 50 максимум.
Пока местный председатель бегал по избушкам, собирал зрителей, мы с Серегой Серовым, стояли перед клубом, курили, глядя на огромную, могучую реку и мечтали каждый о своем. 
А из-за Лены, противоположный берег которой был едва виден, тем временем надвигалась огромная, сизая, явно грозовая туча. И тут я помечтал. Дурак.
"Вот представляешь -говорю - Сереж. Налетит сейчас гроза, шарахнет молния и все электричество вырубит... И все, я отдыхаю! Из всех моих номеров только песни под твою гитару остаются. Остальное то все у меня с магнитофоном завязано, а пианино в этом клубе нет, значит и с пародиями я пролетаю!"
Серега, как-то так задумчиво посмотрел вдаль, молвил с ухмылкой :" Ага, размечтался...", бросил окурок и пошел в клуб.
Концерт начинали всегда мы с Серовым.
Я стоя пел песню "В полях по снегом и дождем ", а Серега, сидя на стуле аккомпанировал мне на гитаре.
В зале народу, человек 20 бабушек якуток, под потолком пяток лампочек, окна на уровне земли, дверь, которая находилась как раз между сценой и зрительскими скамейками, открыта прямо на улицу. 
Стоять на сцене я не мог, потому что голова упиралась в потолок из толстых бревен. Поэтому мы поставили два стула перед сценой, на один, что слева, поближе к двери сел я, а на тот, что справа, примостился Серый с гитарой.
Давыдыч объявил начало концерта, и сел прямо тут же на первый ряд. А может начало объявлял Женя Каменькович. Этот момент я, честно говоря, помню не очень четко. Зато то, что произошло потом, я вижу так ясно, как будто это было вчера. 
Только я запел, нежно так, проникновенно, как ударила гроза! Настоящая, летняя, с громом, с ливнем. И так хорошо, и так уютно стало внутри, что пел я эту песню про поля, про снег и про дождь, как никогда до этого не пел. И вот, не успел я допеть первый куплет, как вдруг по всей этой избе, по всему такому уютному клубу, разлилось яркое, очень яркое, без теней, до боли в глазах, сияние.
Потом наши ребята рассказывали, что когда они выглянули из-за кулис, (представляете, там еще и кулисы были, из каких то занавесок, за одной из них, у нас кстати стоял здоровенный такой, бабинный магнитофон), они увидели, как над моей головой, медленно вытекла между двух бревен и повисла, ослепительно светящаяся капля, величиной с кулак. От нее – то и шел этот ослепительный, неземной свет.
Повисев секунды две, три, капля оторвалась от бревен, но не упала вниз, то есть мне на башку, а превратившись в шар, попарив в воздухе еще пару секунд, каааак .... сейчас выберу самое приличное слово - ебанет! Вот!
Свет потух, но не просто потух, а совсем потух, потому что вместе с молнией, взорвались все лампочки. Взорвался также наш московский магнитофон, да так, что все его внутренности вывернуло наружу. 
Ну а дальше, то что видел я. Точнее вижу, потому что описывать происходящее в настоящем времени несоизмеримо легче. 
Сначала, ярко освещенные, крайне изумленные, лица бабушек-якуток. Глазки раскрыты так, что я вижу их зрачки, это у якуток-то! Затем страшной силы хлопок и темнота.
Вижу, как все эти бабушки ломанулись в дверь из которой падал свет, вижу, что у них на пути стоит Тарасенко, раскинув руки и что то кричит. Что он кричит, я почему-то не слышу. И тут вдруг, вся эта картина, в полной тишине, начинает уплывать куда то вниз. 
В голове появляется мысль, " Все. Я умер. Поэтому ничего не слышу. А это моя душа взлетает на небо. Поэтому все земное уходит вниз." Время, как будто остановилось.
И тут вдруг, мое вознесение прекратилось. Я вижу, как бабушки возвращаются потихоньку на место, почему то испуганно глядя на меня. Опустив взгляд ниже, я с удивлением обнаруживаю, что я не сижу, я стою, а еще через секунду ко мне возвращается слух.
И первое, что я слышу это длинный, громкий, на одной ноте, душераздирающий крик. Еще через секунду до меня доходит, что это ору я!!! 
Я тут же захлопнул рот и наступила тишина. Только шумит дождь за дверью, шуршат в полумраке бабушки, с неохотой усаживаясь назад, да раздается негромкий, но бодрый голос Давыдыча :" Все в порядке. Концерт продолжается. Садитесь, садитесь, концерт продолжается".
С противным чувством позорного стыда тоже опускаюсь на стул, поскольку во время очередной мантры "концерт продолжается", "концерт продолжается", Тарасенко зыркнул на меня так, что тело мое, автоматически приняло сидячее положение.
А вот теперь то, ради чего я и решил написать этот рассказ.
Когда я повернулся к Серову, чтобы продолжить наше выступление, я его увидел. И то, что я увидел, почему то произвело на меня,.. нет не так,... поразило меня так, что я помню это теперь. всю свою жизнь. Я могу потерять память, стать склеротиком, но этого я не забуду уже до конца дней своих....
Конец 1й части
Часть 2.
Серов сидел, держа в руках гитару и смотрел мне в глаза. То есть все это время, когда взорвалась шаровая молния, когда все бегали, орали, потом рассаживались назад, он просто сидел и смотрел . 
На меня смотрел, неотрывно, по-моему даже не моргая и не дыша... нет ну, что не дыша, это я загнул конечно, но что не отрываясь это точно. Но какой это был взгляд... 
Я наверное никогда его не смогу описать. Попробую все же. Абсолютно спокойное лицо, но как будто застывшее. А в глазах. Страх, непонимание, ужас, восторг , ненависть и еще что-то неуловимое. А лицо спокойное, спокойное. Он смотрел на меня, как на инопланетянина, который сожрал у него последний пельмень. 
Ну вот как то так.
Я ему мягко так киваю, мол давай, начали. Хрен! Он сидит и смотрит на меня. Я ему тихим таким, уже спокойным голосом :" Сережа, поехали". И опять киваю, но уже с ауфтактом, то есть сначала голову вверх, а потом уже вниз, как бы говоря :" Иии раз!" Ага, щаз! Как любит говорить Задорнов.
Пауза затягивается. Песенная композиция постепенно переходит в этюд "Я и статуя с гитарой".
Не теряя надежды, тихо, сквозь зубы, на улыбке :" Сережа, бля..ь вступление!" 
Ти---ши---на!!!
Ладно, начинаю без гитары. Без ансамбля, самбля, ну и т.д.
"В полях под снегом и дождем, мой нежный друг, мой верный друг. Тебя укрыл бы я плащом, от зимних вьюг, от зиимниих вьюг...", а сам изредка кошусь на Серова. Как он там? Пришел в себя?
Сидит, блин. Смотрит. Ну и хрен с тобой, думаю. Я и так допою.
Ни фигаааа, вдруг на середине второго куплета вступает гитара, тихонько так, осторожно. И так это здорово у нас получилось, полумрак, шум и запах дождя, неспешная душевная песня под красивый перебор, что когда мы закончили, бабушки-якутки долго нам хлопали и почему то кивали головами.
И потом, весь дальнейший концерт, прошел на ура. Хотя я в этом концерте, принимал самое малое участие. Ну, как я и помечтал на крылечке. Дурак. А, .. вот здесь, дурак-то надо было написать. В первой-то части я рано написал.
А Сережа Серов, после этого случая, еще долго смотрел на меня с опаской и иногда спрашивал, что я думаю по тому или иному поводу, типа идти, не идти? Ехать не ехать? Лететь, не лететь?
И один раз, я взял и сказал, ради шутки, :"Чего то, менжую я как-то, лететь на этом самолете". И все! Опять ДУРАК! Потому что Серов категорически отказался лететь. Просто насмерть. Не помогли никакие уговоры. Он сдал свой билет на самолет, после чего пришлось сдать и всем нам. 
И мы поплыли на каком-то плавучем корыте, 8 часов по Лене. Только сидя. Там даже встать было невозможно. И часа чере 3 у нас вытекло все топливо, (отфильтровав основной матерный текст капитана, мы сумели вычленить второстепенный, из которого стало ясно, что механик забыл закрутить какой-то крантик), и нашу, даже не знаю, как ее назвать, шайбу, шаланду, пассажиробаржу что ли, стало крутить посередине огромной реки со всеми 120ю пассажирами на борту. И угадайте с трех раз, кто оказался во всем этом виноват?..

Ну правильно! 
Но это уже другая история. Будет время и желание, напишу. Хотя я с детства не люблю писать.
Да и еще, тем кто считает, что я все это сочинил, спросите меня, не стесняйтесь. И я назову вам фамилии довольно известных нынче людей, которые подтвердят мои слова. Чтоб я сдох.

НАМ ОСТАЛОСЬ УКОЛОТЬСЯ.


(Рассказ о том, как я закосил от армии.)


От армии я начал бегать, как и все мои сверстники в 18 лет.
Для этого после того, как меня отчислили из Пермского культпросвет училища с формулировкой «За хроническую неуспеваемость и пропуски занятий», я поступил в техническое училище №5.
У училища была бронь, но через год, после того, как я его с отличием закончил, (вот уж чего никак не ожидал от себя), и получил диплом по специальности «монтажник радиоаппаратуры и приборов», армейские сапоги вновь стали появляться вечерами, в углу нашей с мамой однокомнатной квартиры.
Не дожидаясь, пока ко мне придет «вся такая беленькая», как называл повестку из военкомата герой Геннадия Хазанова, ну тот, что учился в кулинарном техникуме, я рванул в Москву поступать в театральный. Как я поступал и как учился это отдельная история, но в конце концов, я вновь оказался в родном городе, уже в качестве актера Пермского драмтеатра.
И тут эта «беленькая» меня все таки догнала. Придется «косить», решил я и лег на обследование в районную больницу, в нервно-патологическое отделение. Направление мне туда выписала призывная комиссия, на которой я рассказал, что уже 5 лет мучаюсь страшными головными болями, после того, как упал из кузова грузовика, на картошке, куда нас посылали в начале первого курса из вышеупомянутого «чуть-просвет» училища.
С грузовика я естественно никогда не падал, но вот голова и вправду у меня иногда болела, лет с шестнадцати, приступами, да так, что я сначала блевал, а потом даже тихонько поскуливая и постанывая бился ею об стенку, чтобы хоть как-то заглушить эту ужасную боль. Таблетки, да и различные уколы ни фига не помогали. Это я сейчас знаю, что то была самая обыкновенная мигрень, со всеми симптомами, какие ей полагаются, а тогда даже врачи не могли определить, что это такое. Каких только диагнозов не ставили.
Вот с этой историей я и решил откосить от отдания священного долга родному отечеству.
В палате на четверых, мне сначала понравилось не очень, слишком тесно, да и соседи попались все какие-то неинтересные, но когда к нам вошла белокурая Мерлин Монро, в недлинном белом халатике и выставила на мою тумбочку различные емкости для анализов, которые мне предстояло заполнить в ближайшие полчаса, я понял, что жизнь налаживается.
По вроде бы равнодушному взгляду, который успела бросить на меня эта пермская Норма Бейкер, я понял, что она уже заглянула в мою историю болезни, где синим по белому в графе профессия было написано «актер», и решил подковать лошадь, пока подкова еще не остыла. Или пока лошадь не остыла, блин забыл, чего я там решил сделать-то, а вспомнил, Куй железо, пока горячо. Вот! Железо я решил ковать.
Несмотря на вялое сопротивление, выражавшееся во фразах:
- Больной, идите сдавать кровь и
- Больной, я жду от Вас анализы, 
мне удалось выяснить, что ангела в белом зовут Таня, что сама она из области, живет тут недалеко в общежитии и готовится поступать в мединститут, так-как медучилище она уже закончила.
И тут с другого, сестринского поста раздался крик : 
- Таня! У тебя Тимофеев ушел!
Таня вскинулась и метнулась в ту сторону откуда кричали, видимо ловить Тимофеева.
А по коридору отделения уже нёсся хохот, завтракающих в столовой больных. Мимо них неспешно и деловито, шагал худенький, невысокого роста, голый человек. Он был совсем голый, если не считать треугольной скатерки, повязанной в виде передничка. Такие треугольники лежали на каждой тумбочке во всех палатах. Это и был Тимофеев.
Уже потом я узнал, что его любило все неврологическое отделение. Был он трактористом из какого-то совхоза в области и лежал в этом отделении уже третий раз. А поскольку инсульт не проходит бесследно, так же, как и ничто на Земле, то и у Тимофеева стало совсем неважно с памятью, да и с психикой. Каждый день он выдавал какую-нибудь новую хохму.
То с помощью вилки разберет свою кровать до последней пружины так, что ее потом приходится менять на другую, то насрёт ночью в тапки соседу, а утром вся больница укатывается от забористых матюков взбешенного больного, стоящего, как цапля на одной ноге, то как сейчас, целенаправленно двигается в одном белом треугольничке к выходу из отделения. 
На вопрос подскочившей к нему Татьяны, фамилия которой тоже кстати была Тимофеева, мол, куда это он собрался в таком виде. Голый Тимофеев спокойно и с достоинством ответил, что он опаздывает в аэропорт, откуда через полчаса отходит его самолет. Он так и сказал, отходит.
Тимофеева стала уговаривать Тимофеева, видимо уже не в первый раз, что его самолет еще не прилетел и надо немножко подождать. Тимофеев немного покочевряжился для приличия и позволил отвести себя в палату, где получил заветный укольчик и умиротворенный уснул.
Хороший был дяденька, этот тракторист Тимофеев, безобидный, он умер ровно через неделю, после того, как я вышел из больницы.
А мой первый день в клинике продолжался.
Я сдал все положенные анализы, и вплотную занялся красавицей Таней.
Поскольку я лет с шести знал, что женщины любят ушами, на них я и повел свое наступление.
Я искренне удивлялся, как она такая стройная и красивая девушка, так ловко управляется с больными. Я сочувствовал ей в ее таком нелегком, но благородном труде. Я сострадал, восхищался и внимательно слушал все, что она мне рассказывала про эту, такую трудную и неблагодарную работу...
К ужину мы уже перешли на ты и даже, как бы невзначай поглаживал ее по руке. Внутри меня все начинало потихоньку дрожать, но… после ужина Таня ушла. Оказывается, она заранее подменилась, потому что у ее подруги в общежитии был день рождения. И я опять остался один.
Я был зол, как черт, не столько на нее, ну подумаешь не сказала, что ночью ее не будет, сколько на себя. Как пацан пятнадцатилетний увлекся, влюбился, намечтал себе черт-те что. Вот теперь лежи и страдай.
Ночью я проснулся от того, что кто-то мягко, но настойчиво тряс меня за плечо. В еще не совсем проснувшийся мозг впрыгнула фамилия, Тимофеев!
Я ошибся на одну букву.
- Вставай! – командирским шепотом сказала Татьяна.
- Одевайся, я тебе твою одежду принесла.
Одеваясь я пытался сообразить, как она смогла добыть мои шмотки и обувь, запертые на ключ в подвале, в камере хранения и что вообще происходит?
- Иди за мной. Тихо. – командовало белокурое привидение и мы, никого не разбудив, выбрались из больницы, через открытое окно в процедурной. Благо отделение находилось на первом этаже. Окно за нами закрыла та самая медсестра, которая и подменила Татьяну на эту ночь и с которой я еще не успел познакомиться. В дальнейшем я исправил это упущение.
Была июньская пермская ночь, светлая и тихая. Мы шагали к общежитию Татьяны, которое оказалось совсем недалеко. Но она успела рассказать мне, что они с девчонками заскучали на дне рожденья, то ли ребята к ним не пришли, то ли мальчиков и не планировалось, но когда подруги узнали, что в ее отделении лежит живой, молодой, интересный артист, то вопрос решился сам собой. И Таня была в срочном порядке отправлена за культурно-развлекательной программой.
Когда мы пришли, я понял почему в общежитии не нашлось ребят для дня рождения. Потому что это была двухкомнатная служебная квартира, принадлежащаая больнице, в которой и проживала Танюша с тремя такими же, как она медсестрами.
Сестрички эти тоже оказались очень даже ничего. Разгоряченные спиртным, они искренне обрадовались нашему приходу. Жахнув штрафной стакан лимонного ликера, предварительно произнеся импровизационный тост-поздравление имениннице и увидев в углу гитару, я понял, что судьба решила повернуться ко мне не только лицом, но и тихонько чмокнуть в щечку.
Я подстроил гитару, и низким, проникновенным голосом, спел про пьяное море, про пустынный пляж и кассира уезжающего в город сдавать выручку.
Была у меня в репертуаре такая душещипательно-интимная песня, всегда действовавшая безотказно в таких, как сейчас обстоятельствах.
Девчонки поплыли. Я выпил с каждой, по очереди на брудершафт с положенным поцелуем взасос, но тут Таня сказала, что нам нужно срочно уходить, что если она сейчас же не вернет больного на место, то ее уволят с работы, выгонят из института, из комсомола… ну и так далее вплоть до посадки в тюрьму.
Девушки конечно же все поняли и даже обиделись за такой облом, но возражать не стали. Я понял, что Танюша пользуется здесь непререкаемым авторитетом. Ну еще бы, будущее светило советской медицины, а они простые медсестры.
Мы вышли из квартиры часа в два ночи. Татьяна была напряжена, молчалива и немножко обижена. А мне ну вот совсем не хотелось возвращаться в маленькую, храпящую палату. И я придумал.
- А давай – веселым тоном предложил я…
- Поедем ко мне. У меня квартира пустая.
Выражение ее лица поменялось в долю секунды, как у плачущего ребенка, которому протянули конфетку.
- Давай – радостно согласилась Татьяна.
И мы поехали.
И была это ночь, «которая не идет в счет ночей жизни», как говорила Шехерезада. Мы пили, пели, целовались... Короче в семь утра я был доставлен на свое койко-место и только успел вырубиться, как меня вновь кто-то стал трясти за плечо.
- Больной вставайте, нужно ехать в Мотовилиху.
- Зачем? – прохрипел я слипшимся ртом риторический вопрос.
- На обследование.
Ехали мы в Мотовилиху, это такой рабочий район в Перми, на зеленой буханке с красным крестом минут сорок. Я старался не дышать в сторону старшей медсестры, хорошей такой, но крепкой бабушки, посланной со мной в качестве сопровождающей и как мог сдерживал порывы моего организма, пытавшегося освободиться от замечательного коктейля, которым я его угощал минувшей ночью. Лимонный ликер, водка (купленная у таксиста, везшего нас ночью ко мне), пиво, остатки какого-то портвейна, может еще что-то, но я уже не помню.
Помню, что минут через сорок после тряски в замкнутом, душном, воняющем бензином чреве «буханки» с крестом, я смог выйти из нее только с помощью добросердечной медсестры и на подгибающихся ногах, поддерживаемый ею за талию, добрался до приемного покоя. Уф.
А дальше начались пытки.
Все пытки я сейчас уже и не вспомню, но про одну расскажу.
На голову мою понацепляли датчиков, положили на кушетку в маленькой темной комнате и стали «обследовать».
Я лежал с закрытыми глазами, а в лицо мне вспыхивала с различными интервалами, невероятно яркая лампа. Ощущение было, что век у меня нет, их просто срезали. И все это продолжалось полчаса. По крайней мере мне так показалось. В голове взрывались яркие, веселые петарды, я тихонько постанывал, поскуливал стиснув зубы,подпрыгивал всем телом и думал только об одном – Хоть бы вся эта трихомундия у них сломалась!!!
Молодой, неокрепший организм, отравленный Алкоголем, табакокурением и безудержно веселой ночью, «которая не идет в счет ночей жизни», хотел уже было отправиться в спасительный коллапс, но тут все закончилось.
От счастья захотелось заплакать и расцеловать весь персонал этой заводской больницы. Единственной в городе, где был такой замечательный пыточный аппарат.
Минут тридцать мы сидели с медсестрой в коридоре, ждали результаты моего обследования.
Наконец доктор вышел. Стараясь не смотреть мне в глаза, с грустным и я бы даже сказал трагичным лицом он, как будто стесняясь, сунул моей медсестре папку с моими документами и уже повернулся было, чтобы уйти, но я набравшись смелости остановил его вопросом.
- Ну что доктор? Можно мне в армию? - Спросил я с надеждой.
Доктор медленно повернулся, поднял грустные глаза и сказал
- В армию? Господи. Да Вы скажите спасибо, что еще живой ходите!
- Матушки мои… услышал я из-за спины голос моей медсестры. Затем раздался звук упавшего тела.
Я бросив трясти в радостном рукопожатии руку, мягко говоря, опешевшего доктора, (в рукопожатии руку, блин тавтология какая-то получается, но из правды слова не выкинешь), кинулся поднимать упавшую в обморок, мою бабушку-медсестричку.
Придя в себя, она одной рукой пила воду из стакана, принесенную ее коллегой медсестрой из кабинета доктора, а другой гладила меня по голове приговаривая:
- Соколик ты мой. Да как же ты теперь? Соколик ты мой.
Погоревав еще немного, мы обнявшись с моей бабулей, не спеша пошли в «буханку»
и со спины было не понятно, то ли я веду ее ласково обняв за плечи. То ли она меня, придерживая за талию, что бы я, не дай бог, не упал.
На этом и надо было бы закончить мой рассказ, и концовка такая красивая, киношная получается, две обнявшиеся фигуры, удаляющиеся вдаль по больничному коридору на фоне закатного солнца. Справа длинная, худая, а слева маленькая и … ну, не худая в общем.
Но я же знаю, что сейчас раздадутся крики,
- А что дальше? А что потом?
Ну что потом, что потом. Потом мне выдали «белый билет», где коротко было написано «не годен». Потом я год приходил в это нервно-патологическое отделение в гости, к Тане Тимофеевой и бабе Наде, которая никого не подпускала к сетринской, когда мы запершись там с Татьяной, беседовали о жизни. Ну а потом через год, меня забрали в армию.
Но это уже другой рассказ, дорогие мои друзья.

 

Отрывок из рассказа "Учебка".


...Полк направлялся на полигон, на первые учебные стрельбы. Стрелять я любил и умел. Так что ждал этого события с нетерпением.
(Еще в детстве, лет с шести, папа возил меня на трамвае, по 
выходным дням ( обычно это была суббота), в пневматический 
тир на колхозном рынке и я там стрелял по разным фигуркам.
Мы всей семьей приезжали на рынок, мама шла покупать 
продукты, а мы с папой заходили в этакий вагончик, стоявший на стыке между вещевым и продуктовым рынками. 
И здесь в тире, мы с отцом устраивали маленький спектакль.
Сначала шла завязка.
Отец покупал мне пять пулек, я начинал стрелять, мазал, отец меня стыдил, причем стыдил так, что кто-нибудь из стреляющих обязательно за меня заступался. Тут отец говорил, что я вообще то классный стрелок и несмотря на то, что мне шесть, (семь, восемь, ну и так далее до одиннадцати) лет, я могу сбить десять фигурок за десять выстрелов. Заступившийся естественно не верил, тем более он только что видел, как мальчонка стреляет, отец обижался, предлагал пари на пару кружек пива, иногда с прицепом, ударяли по рукам, кто нибудь из присутствующих "разбивал" и шоу начиналось. 
Тирщик, я до сих пор помню его крупное лицо с впадинкой на кончике носа, как будто туда попали пулькой, доставал из под прилавка не новую, но хорошо пристрелянную винтовку, я брал ее, вставал на специальную скамеечку, ставил локти на прилавок и прижав винтовку к левому плечу начинал валить все фигурки подряд. Для этого надо было попасть в небольшой, величиной с трехкопеечную монету, кружочек рядом с каждой фигуркой. Это было самое трудное. Все стреляющие по соседству обычно останавливались и начинали следить за спором. Если же кто-то продолжал стрелять не обращая внимания на то, что все присутствующие следят за пари, я называл цель вслух. 
- Медведь! - пауза, выстрел, медведь падает. А я уже быстро переломив ружье вставляю новую пульку.
- Клоун! - пауза, выстрел, клоун падает.
- Мельница! - пауза, выстрел, мельница крутится.
Когда я сбивал девять фигурок, начиналась кульминация. Это была уже легкотня.
- А зеркальце есть у кого нибудь, - спрашивал я у зрителей, обычно собиравшимися к этому моменту у меня за спиной и удивленными возгласами сопровождавшими каждое мое попадание. 
- Ну маленькое такое,.. Что нет? Может у Вас в пудренице есть, - это уже к девушке или женщине, если таковая оказывалась среди зрителей. В большинстве случаев зеркальца ни у кого не было. 
Лишь один раз помню, как какая-то женщина с радостно вспыхнувшими глазами, сказав 
- Ой, вы знаете у меня кажется есть,- немного пошарила в своей сумке, и протянула мне пудреницу. 
Но если зеркальца ни у кого не было я продолжал.
- Может у Вас есть? - это уже к тирщику.
- Да вроде где то было, - задумчиво произносил директор стрелкового тира, (а то я все тирщик, да тирщик).
Он снимал с полки над ним картонную коробку и немного порывшись в ней доставал маленькое прямоугольное зеркальце с выщербленным уголком.
- Такое подойдет? - спрашивал тирщ... ой пардон, директор тира. 
- То что надо, - кивнув, серьезно произносил я и взяв зеркальце поворачивался спиной к мишеням.
Зрители с интересом смотрели за происходящим.
Я зарядив пулькой ружье, тщательно пристраивал его на левом плече, брал в левую же руку зеркальце и начинал целится уже через него.
- Заяц в нижнем ряду, четвертый от края - объявлял я секунды через три. Еще секунд через шесть, семь, когда ожидание выстрела достигало предела, я плавно, на выдохе, нажимал спусковой крючок, раздавался щелчок выстрела и металлический заяц радостно падал назад. Фу! Все! Аплодисменты.
Зайчонок этот долгие годы был моим другом, потому-что был у нас с ним один секрет. Для того, чтобы его сбить, не надо было попадать в маленький кружок на штырьке, достаточно было выстрелить зайчишке в голову и он с веселым грохотом оопрокидывался на спину.
Я думаю, что добрый дяденька тирщик знал эту нашу общую с зайцем тайну, но ни разу даже виду не подал. 
Мало того, он с удовольствием участвовал в этом нашем ежесубботнем представлении. 
Отец покупал мне еще двадцать пулек, а сам гордый и довольный шел пить пиво с проигравшими, которые нисколько не были огорчены из-за своего поражения.
Тирщик вешал для меня настоящую бумажную мишень. И я начинал стрелять уже всерьез по мишени, потому что считал стрельбу по фигуркам детским баловством.
Потом приходила с авоськами мама, мы заходили за отцом и втроем возвращались домой в переполненном трамвае, куда он нас с трудом впихивал, а затем с набитыми сумками умудрялся втиснуться и сам.
Мне было одиннадцать, когда он погиб. 
Я еще продолжал приезжать на рынок, в тир моего детства, но уже не так часто. Раз в месяц или раз в два месяца. Тирщик дядя Коля, который знал, что отца у меня больше нет, доставал из под прилавка мою любимую винтовку, я покупал десять пулек, еще десяток он мне давал по дружбе бесплатно. И я привычно начинал сбивать одну за одной такие знакомые мне фигурки. Пари я больше никогда не заключал, хоть такая возможность предоставлялась не раз. 
И своему другу зайцу я больше никогда в голову не стрелял, только в маленький кружок на штырьке рядом с ним.)

Склиф. (июнь 2013)

Это мой первый рассказ. 

 

Вчера разбил себе лоб (по пьяни естессно, закрывали сезон). Причем разбил банальнейшим образом, ловил падавшую девушку, она меня дернула, стараясь удержаться, и я в согнутом положении, врезался со всей дури лбом, в театр "Бенефис". Алилуйя!

И наконец попал в Склифосовского. Привезли на скорой, зашивать. Давно мечтал побывать там.

Но действительность, как это зачастую и бывает, превзошла все мои ожидания. Это Кафка какой -то. Или Зощенко. Ладно, не суть важно.

Приехали. Врач скорой, Константин зовут, замечательный человек, говорит мне: " Сиди в машине, я пошел за каталкой, без каталки тут не принимают". Сижу, жду. Он возвращается. Говорит:" Каталок нет, пошли пешком". Это был первый звонок. Но я его не услышал.

Пошли. Подходим к большому стеклу, как в дежурной части. Никого нет. Костя пошел искать дежурную. Мы стоим разговариваем с Александром, это второй врач со скорой, а может фельдшер, я как-то не понял, да в принципе и не важно. Курить хочется, а нельзя, на улицу тоже нельзя. Ждем. Я весь в крови, как свинья на бойне, башка перевязана. Жуть.

Приходит Костя, приводит дежурную. За мной уже человек пять. Кто с чем. Время 2 часа ночи. Записали все про меня, пошли к хирургу, который зашивает. Красивые современные коридоры, народу никого, одни врачи и сестры в кабинетах. Пришли. Без каталки не принимают. Костя ушел за каталкой, мы с Сашей сидим ждем. Благо есть лавка, хоть посидеть. Ура, Костя нашел каталку.

Лег на каталку, пришла хирург. Невысокая такая, вся в зеленом, с маской на лице. Задает три вопроса.

Первый:" Что с Вами случилось?" " Упал".

Второй:" Зачем Вы сюда приехали?" " Это не я, меня вот ребята привезли."

Третий :" Вам нужна наша помощь?" "Да, нет." Она :"Вы можете быть свободны". И уходит. Все.!..

Я встаю с каталки. У врачей со скорой лица ... не знаю, как описать. Охреневш... Офигевш... Изумленные. Нет. Ну не знаю я. Спрашиваю их. " А где выход - то тут?" Они молча пошли, я за ними.

Вышли на улицу, я закурил . Молчим. Костя спрашивает Александра :" Это чё было?" Саша молчит. А вот, понял , у них шок!!! Шок у них был.

Костя говорит мне :"Иди к этой врачихе, спроси у нее, типа где выход. Тебя шить надо по любому." Сказал им спасибо, пожал руки, пошел назад. Думаю, это надо как-то записать, а то забуду. Блин, у меня же диктофон в телефоне есть. Поковырялся, включил. Далее стенограмма записи с диктофона.

Прихожу. В кабинете человек пять врачей и сестер. Пьют чай, разговаривают. Спрашиваю. "А вы не знаете, где тут выход?" Какая -то медсестра говорит... :"Прямо, направо и сразу налево.."То есть Давай. До свиданья. Те же яйца, только в профиль. Я им :" А мне тут врачи со скорой сказали, что мне вроде зашивать надо". Короче, прикинулся веником.

Из соседнего кабинета выглядывает та врачиха, уже без маски и говорит :" Я же вас спросила, Вам помощь нужна? Вы мне ответили нет." Я ей :" Извините, но я наверно не в адеквате был".

Дальше пишу отрывками, а то длинно получается.

Она - Я принимаю только на каталке. Лег на каталку. 

Она - Мне нужно осмотреть рану. Пытаюсь сообразить кому это она? Видимо мне, говорю - Я согласен.

Она - Да, Вам надо ее зашивать, у Вас артериальное кровотечение. Ага- думаю- вот почему врачи со скорой так настаивали, что надо ехать в больницу.

Она - Вы шить будете? Я - Я не умею.

Она - Вы шить будете, мне нужно ваше согласие. Я - Я согласен, но лучше Вы. (Это я шучу так по пьяни. Ну дурак, нашел где и главное с кем.).

Она - Мне нужно остановить кровь. Я начал врубаться в этот квест. Отвечаю - Я согласен.

Она - У Вас аллергия на лекарства есть? На новокаин? Тут я тормознул, потому что не знаю, есть или нет. Решил ответить приблизительно. - Вроде пока не было.

Забрякали железки в лотке. Сильная боль. Я как партизан, даже не застонал. Только спрашиваю таким бодрым, но пьяным, сука, голосом. - А чего эта так больно было?

Она - Это я Вам кровь останавливала. Наложила шов. Я про себя - Ни хрена себе! - а вслух ей – Как это? Без новокаина?!

Она - Мне надо было остановить кровь, а сейчас я Вас обезболю. Я ей - Во блин, это я прямо, как Шварцнегер, ( а внутри и охреневаю и одновременно горжусь собой...) Но тут игрушки кончились. Потому что стало вдруг так больно, что я заорал, как последняя шлюха, да притом матом. - Ой, бля..ь, как больно!!! Уя, уя, уя!!!( Когда слушаю этот момент на записи, стыдно до ужаса.)

Она - Почему Вам больно, я же Вас обезболила. Тут я ответить уже не смог. Потому что я не знаю, почему. Зафигачила она мне второй шов. Я уже не ору, терплю. Хотя боль сильная.

Решил познакомиться, зовут девушку Ирина Борисовна. И тут она говорит. -Все. Вы обследоваться будете?

- Нет, говорю, - Спасибо. И тут подходит медсестра с прибором. - Дуньте в трубочку- говорит.

Я ей - Я не за рулем.- Сам думаю, интересно, согласия уже не спрашивают.

Медсестра - Ну и хорошо. Дуем в трубочку. Я ей - Да я пьяный... ( Ну не люблю я в трубочку дуть. Не мое это.) Ну пьяный я.

Но медсестра оказалась опытная, в трубочку я все таки подул, встал с каталки, сказал спасибо и пошел домой, точнее ловить тачку. Слава богу, живой. На крылечке сидело человек шесть грузин, ждали, когда прооперируют их товарища, привезенного с ножевым ранением. Пока курил, разговорились. Оказалось, что это мегрелы. Спел им мегрельскую песню, они обалдели и от восторга выделили одного человека, Гарика, он и отвез меня домой. Спасибо ему и его менгрельским товарищам.

И вот сейчас, лежу трезвый и думаю. А когда швы то снимать и где, и как? Мне ж ничего в Склифе не сказали.

И еще, я теперь почему-то верю Сэму, который еще 35 лет назад, рассказывал мне, что его так же вот привезли в Склиф, в пятницу вечером, после того, как он упал с пятого этажа, в лестничный квадратный пролет, в сталинском доме. А в понедельник утром, главврач на обходе увидел, что у Саши была прекрасно загипсована здоровая нога, а сломанная лежала без гипса.

Но это уже к Самойлову, это его история. Причем намного смешней, чем моя.

Резюме. Ничего по сути не меняется. Как я был дурак дураком, так и остался. Как мы жили в совке, так и живем. И может это даже и хорошо.

 

Прикосновение к великому. Майя Плисецкая

 

Декабрь 1999 года. Пою в шоу, в ресторане "Санкт-Перербург", что в пяти километрах, в горку, от Канн.

В зале, за центральным столом, сидит Она.

Сама стройная, шея длинная, красивое, невероятно выразительное лицо, внимательный и теплый взгляд. Почти не отвлекаясь смотрит на сцену, лишь изредка кивая, когда ей что - то говорят в ухо, то слева, то справа.

Мы все знаем, что сегодня у ее мужа день рождения.

Балет в шоу, весь из Перми. Девчонки танцуют так, что зал только вздрагивает от восторга. Саша Бацазов прыгает в танце, что твой Барышников.

Следующий номер мой. Романс "Гори гори".Выхожу на сцену, вступление, внутри какое-то чувсво щенячьего восторга, кажется если рвану во весь голос, бокалы полопаются .

Негромко, проникновенно начинаю - Гори, гори... И вдруг, как будто в башке, что-то щелкнуло и я пою не моя, а - Майя звезда! Звезда любви... ну и т.д.

Она улыбается, ей что-то сразу в оба уха кричат, а она улыбается. Мне улыбается!

Во весь рот улыбается, почти смеется.

И я спускаюсь в зал!

И иду к ней, между тесно стоящими столами.

И стою возле нее, и пою прямо ей.

И в конце встаю на одно колено, и прямо ей -Гори, сияй, Майя звезда!

И она, улыбаясь, как мадонна, целует меня в щеку!

Дальше я все помню туманно. Помню только, что зал орет, за кулисами девчонки меня целуют, радостно подпрыгивают. Я опять кланяюсь, уже весь в помаде на щеках. Потом сижу счастливый за сценой, глупо улыбаюсь и курю. А вы говорите звания, награды.

МЕНЯ ПЛИСЕЦКАЯ ПОЦЕЛОВАЛА !!!

Прикосновение к великому. Эрнст Неизвестный.

 

Стою как-то в 2000м году с женой, возле лестницы в Пале де фестиваль, в Каннах.

Через полчаса концерт ансамбля Игоря Моисеева. Народу - толпа.

Вдруг вижу, как сквозь эту толпу, осторожно так, протискивается Эрнст Неизвестный.

В скромненьком пиджачке, в кепочке. Осматривается потихоньку, растерянно-ищущим взором, а вдруг кто знакомый.

Никого. И на него никто, никакого внимания. Одни французы.

И надо же, протискивается рядом со мной. Я не выдержал, и почтительно так говорю ему

- Здравствуйте, мастер.

Он резко поднял голову, радостно посмотрел мне в лицо, мягко схватил за руку. Жмет мне ее и говорит

- Здравствуйте, здравствуйте.

Я и обрадовался и немного опешил. Чего дальше-то делать? Я ж его первый раз вижу. Смотрю на него счастливым и радостным взглядом и молчу, как дурак.

Постояли мы с ним так секунд пять. Он еще раз тряхнул мою руку и пошел наверх по лестнице, на концерт.

Но уже плечи так немножко у него расправились, лицо посветлело, ну а наверху, на него уже налетели знакомые какие-то, журналисты. А я еще минут пять стоял с глупой улыбкой и даже не слышал, что у меня спрашивала жена.

Все таки прикосновение к великому здорово шибает по мозгам.

"Пакет" для Гочарова.

Часть 1.

 

Почти "Бумбараш.

 

"В начале второго курса нам, студентам ГИТИСа, разрешили перейти к отрывкам. Мы получили возможность на сцене говорить! До этого были одни бессловесные этюды разных жанров, типа "зримая песня", этюды на настроение, состояние, внутренний монолог, атмосферу ну и так далее...

А тут, раздолье! Играй не хочу!

Сначала все обрадовались, стали пробовать отрывки из знаменитых пьес, даже фильмов, но потом немножко успокоились. Оказалось, что все это не так то и просто, даже нет, не так. Это оказалось совсем непросто! Мало того, что не знаешь куда руки и ноги девать, так еще и говорить надо, текст доносить. Ну да ладно, это все кухня, она далеко не всем интересна, а теперь о главном.

Наш мастер, Андрей Александрович Гончаров, заглядывал к нам на мастерство не так, чтобы часто. В основном с нами занимались педагоги курса, да наши режиссеры, с которыми мы вместе поступали и учились. Но если уж Гончаров заглядывал, то Малый зал Маяковки, где проходили показы готовых отрывков мастеру, становился филиалом Бородинского сражения и жерла вулкана Попокапе..., Попотаке.., (Промтова помоги!) Попокатепетль!! Во! Получилось!

Короче этих показов мы боялись, как огня. Потому что хвалил Гончаров крайне редко, зато ругал... да почти всегда и ругал. И вот как-то раз, мастер заявился на мастерство совершенно неожиданно. То ли у него репетиция отменилась, то ли он по нам соскучился, то ли еще что-то. В общем, собрались мы все в зале, ждем.

-Ну что, - говорит Андрей Александрович, широкими шагами заходя в Малый зал

- Чем удивлять будем?

- Все молчат и про себя молятся. Отрывков готовых ни у кого нет, а показывать те, которые еще в репетиции, все равно, что лечь под поезд и ждать, что он свернет с рельс. Шанс на удачный исход примерно одинаковый.

-Кто готов?-Тишина. Только слышно, как по залу, тихо так, почти бесшумно летают "ебуки". Было у нас такое слово на курсе. "Ебуки" эти долбаные, всегда влетали в зал вместе с Учителем и решали там, наверху, между собой, кому же они сегодня достанутся.

-Чижиков!

Толик Чижиков невольно вздрогнул, так как ясно почувствовап, как "ебуки" с радостным визгом приземлились на его голову. Мы все незаметно, но облегченно вздохнули.(Толик был отличным комедийным актером. Крепко сбитый, бывший гимнаст, с крупными, выразительными чертами лица. Он все время находился в движении, а темперамент из него так и хлестал. Говорят, еще на вступительных экзаменах, педагог по сценречи, дала ему прозвище "Жеребенок").

-Давайте, валяйте, что там у Вас.

-Понимаете, Андрей Александрович,- бодро вскочил Толик, (он был в то время одним из любимых студентов Гончарова. Почему был? Потому что все в этом мире преходяще).

- Дело в том, что у меня отрывок еще в работе,..

Мы все поддакивая, закивали головами, прекрасно зная, что на данный момент у Толика отрывка не было не то, что в работе, а даже в проекте.

-Ну ничего, - прервал его Гончаров - показывайте то, что есть. Кто у Вас занят в отрывке? - и потер руки, как это обычно делают гурманы перед вкусным и изысканным обедом.

Все! Отнекиваться и хитрить было уже бесполезно, потому что, мастер потер руки!

-У меня занят.....- и Чижиков медленно повел взгляд вдоль своих товарищей. Каждый из нас, спасался как мог. Кто-то отводил глаза в сторону, кто-то наоборот смело и решительно смотрел "Избранному" в глаза, скорчив дальней от Учителя стороной лица, такую рожу, что у Толика, начинали болеть сразу все зубы и начинало урчать в животе. Кто-то просто тихо, безумно улыбался, решив, что чему быть, того не миновать. Наконец взгляд Толика остановился и он радостно произнес.

- У меня занят, Дима Кречетов!- Два "ебука", радостно гургуля, перелетели на Димку... - И Арик Швецов!

Еще парочка, приземлилась на Арнольда. У Арика были небольшие, но выразительные глазки. На вступительных экзаменах по мастерству, уже на конкурсе, он так гениально показал этюд про крысу, что этот этюд, чуть не вошел в программу нашего экзамена, в конце первого курса.Я был с ним в одной десятке на последнем туре, и очень хорошо помню эту его крысу. Очень талантливо. Хотелось запрыгнуть на стол приемной комиссии, снять с ноги ботинок и лупануть эту крысу по башке, чтобы она отбросила лыжи.

Так вот, к чему я это. Никогда больше потом, я не видел у Швецова, таких огромных, как олимпийский рубль, ярко-синих, возмущенных глаз. Такой подставы, или, как тогда говорили, подлянки, Арик видимо абсолютно не ожидал.

-Ну хорошо,- высоким, довольным голосом произнес Гончаров, - Идите готовьтесь. Сколько вам надо времени?--Пять минут!- (это был максимальный лимит по времени, чтобы поставить какую-то выгородку, разложить реквизит)

-Ну давайте, свою историю!- - и мастер снова с удовольствием потер руки. Дело принимало серьезный оборот. И ребятки пошли готовиться. Толик бодро и энергично, всем своим видом показывая, что у него все в порядке, Арик с Димкой обреченно и с неохотой и еще человек пять, с явным намерением помочь приговоренным подготовиться к казн..., к экзеку.., ну, к показу в смысле. А на самом деле, чтобы успеть быстренько курнуть.

Выскочил и я. Поскольку я тогда еще не курил, то я действительно выскочил, чтобы помочь моим друзьям подготовиться, ну и заодно, естественно,узнать, как же они собираются выкручиваться из этой безнадежной ситуации.

-Толик, ты что - возмущенно шипел Арик, - ты понимаешь, что меня теперь из-за ТЕБЯ, вместе с ТОБОЙ, с курса выгонят.- Арик, все еще с круглыми глазами, явно сгущал краски, чтобы было пострашнее. Это был уже второй курс и за несделанный отрывок, никого бы уже не выгнали. (Всех кого мог, мастер уже отчислил, после первого курса, а именно 8 человек. Царство им неб... Тьфу ты! Дай им бог здоровья!)

Дима Кречетов, сидел, внешне спокойный и несколько монотонно повторял.

- Я никуда не пойду, что я, дурак что ли. Я никуда не пойду...-Димка всегда в принципе был марксистом - похуистом. Стройный блондин, очень симпатичный с голубыми глазами и римским носом, бывший несколько лет солистом хореографического ансамбля "Школьные годы", снявшийся, еще в детстве, в заглавных ролях нескольких фильмов, он был на 2 года младше меня, (а когда тебе 19, это просто пропасть).

Так вот, этот красивый мальчик, с голубыми, наивными глазами, однажды сказал мне удивительную вещь, которую я помню до сих пор. -Игорь, старайся от всего, что с тобой происходит, неважно, плохое это или хорошее, от всего в этой жизни , старайся получать кайф-.

Но в данный момент, поймать кайф у Димы явно не получалось.То есть, судя по всему, приближался апокалипсис.Но наш Великий Мастер, еще на первом курсе, учил нас.

- Что?! Скамейки нет?! Бочку не нашли?! Так найдите!!!

Проявляйте кавалерийскую находчивость!!! Ищите!! - И мы находили,. Эх как же нам всем, потом пригодилось это умение, "проявлять кавалерийскую находчивость".

И в тот раз, Толик Чижиков, решил не отступать от принятого решения, а во что бы то ни стало проявить эту самую находчивость. И поэтому взял внимание на себя...

- Ребята, ну простите, ну выручайте! Я уже все придумал. Все будет класс!

- Что, что ты придумал?- яростно шептал Арик.

- Вы фильм с Золотухиным видели, "Бумбараш" называется? Ну, его там еще белые в плен берут и он пакет секретный ест, а печать прожевать не может и выплевывает, а офицер думает, что это он язык себе откусил.. Ну видели?! Помните?-

Мы все в ступоре, один Кречетов монотонно повторяет.

- Я никуда не пойду, этот фильм называется "Пакет", что я дурак что ли? Я никуда не пойду...-

- Во, точно, - обрадовался Толик - точно "Пакет". Значит видели?! Класс!!! Значит так, я буду Бумбараш. Арик, ты будешь солдат, который меня охраняет, вот тебе винтовка, просто стой и охраняй. А ты, Дим, белый офицер! Ты заходишь в избу, кидаешь меня на лавку и начинаешь пытать!

-- Как пытать? Я не могу! - Кречетов еще делает слабую попытку увильнуть. - Я никуда не пойду. Что я дурак что ли. Я никуда...,- ну и так далее.

- Кидаешь меня на лавку - продолжает Чижиков, не обращая внимания на кречетовскую мантру - бьешь меня плеткой, и допрашиваешь, - Где пакет! - бьешь, и опять - Где пакет, сука!!!?? Говори!! Где пакет??!! Понял, Дим?"

- Я никуда...-

- И тут я выплевываю печать! - разошелся Толик. - Дима, ты замечаешь, что у меня что-то выпало изо рта и кричишь,"Это что!? Он себе язык откусил!?" Арик, ты это видишь и, у тебя начинается борьба внутри, ты становишься хорошим, берешь винтовку, стреляешь в Кречетова, убиваешь его, и вместе с Бумбарашем бежишь к красным! Понял?! Все конец. Время! Поехали!-

 

Часть 2

 

"Пакет."

 

И поехали!

В Малом зале Маяковки, в то время, стояли декорации будущего спектакля театра, "Леди Макбет Мценского уезда" по Лескову. Огромные, темные деревянные ворота, высоченные калитки по краям этих ворот, все очень основательное и настоящее.

А в предбаннике, как мы называли комнату перед Малым залом, где мы раздевались и проводили свой немудреный досуг, между занятиями и репетициями, всегда находился еще и реквизит с этого спектакля. Кнуты, деревянные винтовки, и еще много всякой всячины. Нас, студентов, все эти причиндалы, очень здорово выручали.

И вот. Все сели на места и показ начался.

По пространству избы, в темных, деревянных декорациях, ходит в галифе, босиком, по пояс голый, со связанными сзади руками, молоденький, но крепкий красный боец и поет грустную песню

" Ходють кони над рекою, ищуть кони водопою..."Красиво поет, душевно, изредка поглядывая, на охраняющего его белогвардейца, больше похожего, на какого-то, то ли анархиста, то ли бомжа. (Ну, что нашли, то и надели.) Зато винтовка у него, прям, как настоящая. Даже затвор передергивается. Ходит солдатик, поет. Минуту поет, вторую. Песня заканчивается. Кончилась. Никого нет. Солдатик подумал, подумал и запел опять. Правда, уже немного нервенней запел. И опять, пошли кони водопой искать.Действие потихоньку затягивалось. А напряженние нарастало.

Поскольку я сидел ближе всех к краю сцены, я тихонько скользнул за декорацию и кинулся к Димке, который ходил примерно так же, как главный герой, только с тыльной стороны тяжеленной, деревянной конструкции.

В одной руке он держал настоящий, кожаный кнут с "Леди Макбет", а в другой, настоящий жокейский стек. Где Димка его взял, для меня до сих пор остается тайной. На ногах его были сапоги, на плечах, его же собственный пиджак, с поднятым воротником и перепоясанный ремнем, а вот на голове его была … настоящая милицейская фуражка. Передо мной ходил туда сюда, настоящий белый офицер из Кащенко. При этом, бормоча что-то себе под нос.

-Ну ты чего, Дим? Не бойся! Давай, выходи! - яростно зашептал я,пытаясь подбодрить друга.

-Ну зачем я туда пойду, - продолжал бормотать Кречетов, не обращая на меня никакого внимания. - Что я дурак что ли? Я никуда не…

Я приоткрыл деревянную ставку, повернул Кречетова, продолжавшего ходить взад вперед и направил его прямо на сцену, сразу же закрыв за ним дверь...Все, песня прекратилась, шаги стихли. Началось!

Голос Кречмана (эт мы Димку так звали)

- Ну что!? Так и будешь молчать сволочь!?-

Все, Кречман очухался и начал работать. Опять его голос,

- Тов... Гр.. Солдат!!! Бросьте его на лавку!! -

Я вижу из за декорации, как немного удивленный солдат, Арик Швецов, отставил в сторону винтовку и аккуратно положил босого красногвардейца, на лавку, лицом вниз.

- Я тебя последний раз спрашиваю!!! Будешь говорить?!!-

Но, Толя, стиснув зубы, ну очень мужественно молчал

- Ну если ты молчишь, - раздухарился белый офицер в милицейской фуражке, - тогда пеняй сам на себя!!!-

И кааак шарахнет кнутом по Бумбарашу, ну, по лавке естественно, но очень близко.

- Мммм - застонал Бумбараш (будем называть его так, тем более, что он себя, в этот момент, им и считал). Красиво так застонал, жалостливо.

Дальше, то, что рассказывал Кречетов,

-Ударил я по лавке кнутом, чувствую не-а, фигня получается, звук ненастоящий, сразу слышно, что поддавки, туфта. Ну,… тогда я ударил по Чижикову...

Дальше, что вижу я из-за сцены :

- Что, сволочь! Так и будешь молчать?!!?- орет белогвардеец и каак вдарит со всей дури кнутом по Толику!!

 

От крика подпрыгнули все, даже Гончаров! У меня заложило уши. С вахты, с распахнутым ртом, прибежала бабушка дежурная! С единственного окна в Малом зале, упали в обморок голуби!

Дальше опять рассказ Кречмана.

- Ударил я его, он закричал.., но я же несильно ударил, он просто голый был по пояс.

Вооот,.. а сам думаю. Как-то нехорошо получается. Человек решил сыграть красивую, героическую роль, а я его кнутом бью. Больно наверно. Вон и полоска красная у него на спине появилась. Жалко мне его стало, ну и стал я его бить через раз. Ну,.. Как, как,?.. Один раз по лавке, а один раз по Толику. Потом опять по лавке, ну и опять по Толику.

Толик отыгрывал примерно так.Удар!

Бумбараш - Мммм!

Удар! Толик - Аааайй бл..!, ой, у, у, свол..!

Удар!- Ммммм!

Удар! - Аааайй!!! Су...! Бл...! Уя! Уя! Уя!, уф, уф.

Зрители еще сидели, но с трудом. Потому что ржать с закрытым ртом очень тяжело!

Гончаров с интересом продолжал смотреть отрывок.

Кречман, он же белый офицер, снял милицейскую фуражку, вытер вспотевший лоб, и вдруг, ни с того ни с сего, подошел к Арику, сунул тому в руку кнут и сказал:

- Продолжайте, товарищ солдат!!

Потом отвернулся от зрителей. Вздохнул горестно. Громко сказал

- Чего-то мне плохо стало!, - нагнулся в большую бадью, со спектакля " Леди Макбет" и начал в нее блевать. Ну или сделал вид, что блюет, но было очень достоверно.

Швецов впал в ступор. Он смотрел на кнут в своей руке, как на..., ну , на эту. Сейчас... А-а. Вот! ..."гремучую в 20 жал, змею двухметроворостую!..." (Спасибо Владимир Владимирович!)

Но делать-то чего?!?

Отставил опять Арик, свое ружье в сторону и медленно пошел к лавке. Толик нервно задергался, пытаясь снизу разглядеть выражение швецовских глаз. Ни фигааа! Не того размера Арнольдовы глаза, чтобы всякий там голодранец, мог в них увидеть военную тайну. Зал притих.

Раздался свист плетки, все невольно зажмурились, удар...!!! Пауза!...И .... стон Бумбараша-

- Ммммм!

Общий облегченный выдох всего зала...Допрос красного лазутчика продолжался.И тут все увидели, как изо рта Бумбараша что-то выпало! Даже я из-за сцены это увидел. (Когда Толик успел запихать это " что-то" себе в рот, я до сих пор не могу разгадать). Увидели все. Кроме действующих лиц. Кречман вдохновенно блюет и естественно ни хрена не видит. А Арик, продолжает лупцевать лавку подле главного героя, как будто она украла у него всю стипендию, и тоже не видит.

Толик постонал, постонал со связанными за спиной руками, потом взял с пола одной рукой то, что он выплюнул туда 6 ударов назад, засунул себе, это " что-то", обратно в рот, снова завел руку за спину и стал яростно с причмокиванием, с пригамкиванием жевать.

Он жевал эту сургучную печать, или то, что ее изображало, секунд 10, потом громко, зло и смачно, плюнул ее на пол и с ненавистью посмотрел снизу, через плечо, на увлекшегося экзекуцией Швецова.

Арик поймав этот страшный взгляд, хотел еще сильнее вдарить по краснопузому...., но, о слава тебе Мельпомена, увидел валявшуюся печать и вспомнил о своем главном предназначении в этом, поистинне эпическом полотне.

- Товарищ офицер! Тов... Господин офицер!!! Посмотрите, у него что-то изо рта выпало!!! - радостно воззвал Арнольд к блюющему белому офицеру.

- Что это у него?! Что это? - взывал солдатик к офицеру.

А Кречман, почему - то решил, что его роль уже отыграна и он может блевать себе, потихоньку в сторонке, пока его не пристрелит, прозревший и сбросивший с себя оковы империалистического ига, Арик.Фигушки, не тут-то было.

- Ааа!! Даа!! Дааа! - вдруг взвыл, оклемавшийся офицер. Вспомнил наконец-то!

- Что!? Что там такое?! - он кинулся на колени перед Бумбарашем, затем с ужасом глядя на печать, рванул на себе воротник, судорожно сглотнул и с криком

- Неет!! Нееет!!! Это он себе язык откусил!!! Ой, мне плохо!!!- опять кинулся, к родной уже бадье и свесившись в нее, продолжил свое блюющее соло.

И тут началась тема Арика!

Перековка!!!

Сначала Арнольд играет непонимание, затем изумление, затем отвращение, потом ужас, возмущение, гнев,... В общем все по школе, все, как учили. " Все через процесс, никогда сразу результат".

Короче, процесс перековки, заканчивается решительным решением порешить, эту белогвардейскую сволочь, этого холуёвого садиста, этого прогнившего эксплуататора, этого изверга рода человеческого.

Глазки у Арика прищурены, губы сжаты в одну ниточку, ноздри расширены, рука тихо и медленно передергивает затвор, винтовка поднимается к плечу, дуло направлено в спину офицера... Все замерло!!! Даже офицер застыл, как бы ожидая, как бы говоря напрягшейся спиной.

- Ну, давай! Стреляй!! Убей меня, гада!!! Чего ты ждешь??! Плии!!-

И тут все, все до единого человека, и в зале, и за сценой, а за сценой я был не один. Нас было человека 3 или 4, наблюдавших, с открытыми ртами, всю эту картину.

Так вот все с ужасом понимают, что выстрела не будет!!!!

Стрелять то некому!! Чтобы произошел выстрел, нужно взять человека с доской, он должен положить эту доску на пол, наступить на один конец, другой конец доски оттянуть обеими руками и в момент выстрела, отпустить его! Все! Выстрел! Хрен отличишь от настоящего.

Но человека то нет! Никто, ни с кем не договаривался!

Я срываюсь с места, лечу за доской! Я знаю, где она лежит! Но я опоздал! Навстречу мне, с этой доской, летит Витя Поляков! Он учится с нами, но на режиссера. Сдерживая дыхание, он тихо кладет доску за декорацией, наступает на нее, оттягивает один конец и заглядывает через щель в ставке, на сцену...

Арик стоит с винтовкой у плеча... Пауза….

А теперь о том, что в эти секунды, происходило на сцене!

Швецов, поняв, что выстрела не будет, поставил винтарь к ноге, почесал репу, посмотрел на Чижикова, из глаз которого катились слезы бессильной злобы, в первую очередь на самого себя. Потом вновь поднял ружье и опять прицелился в спину офицеру, который загнувшись в бадью, почему-то вздрагивал всем телом.

Может Арик надеялся на чудо, а скорее, на своих товарищей за сценой, которые, ну должны же догадаться, что нужно выстрелить!!...

Именно в этот момент и выглянул на сцену Витя Поляков.Поняв, что успел тютелька в тютельку, он еще посильнее оттянул доску и радостно отпустил!!!

Но как раз, за секунду до этого, Арик окончательно поняв, что выстрела не будет, обреченно и четко поставил винтовку к ноге. Бдум

!И тут грянул выстрел!!! Да какой!!!

Арик, от неожиданности присел, испуганно посмотрел на винтовку, а потом вверх, как бы ища дырку от пули в потолке. Молодец, все, как учили!...

Господин белый офицер, взвыл не по-человечьи, схватился за поясницу, затем захрипел и упал в бадью! Теперь уже вздрагивала бадья. Видимо у офицерика началась агония.

Он же не знал, что винтовка выстрелила вверх. Швецов с изумлением посмотрел на убитого офицера, на винтовку, затем на потолок, опять на офицера, на винтовку и опять на потолок...

Так бы он наверное и нарезал головой мертвые петли, до морковкина заговенья, пытаясь понять, что это за фигня такая? Откуда взялся у винтовки второй ствол..,

Если бы не подскочил к нему, радостный и счастливый Бумбараш - Чижиков, не хлопнул бы его весело по плечу и закричав,

- Молодец, солдатик!! Бей, эту белую сволочь! А теперь бежим к нашим, строить новый мир! -

и не утащил бы его за собой со сцены.

Тут уже сидеть практически не мог никто. Ржа стояла такая, что голуби, до сих пор лежавшие в обмороке, вернулись назад на окно, с любопытством пытаясь разглядеть, то одним, то другим глазом, что же там такое происходит. Но и хлопали все конечно тоже

.А когда все немного успокоились, Андрей Александрович, отодвинув от себя обеими руками стол, крякнул, гмыкнул... И вставил, всем нам, такой пистон, что отзвуки этого пистона, я слышу иногда и по сей день.

 

На фото слева направо: Андрей Борисов, Дима Кречетов, Игорь Томилов, Лена Садовская, Арик Швецов, Толя Чижиков

 

 

Дед Мороз по блату

 

Новогодняя история

 

.Помню лет двадцать назад, попросила меня заведующая детским садом, куда ходил мой сын, побыть у них на утренике Дедом Морозом, ну артист, как никак. А она это знала.

Я согласился естественно, взял в театре костюм, приготовил несколько всем известных стишков, типа, - Седовлас и краснонос, Кто я дети? - Дед Мороз - обычно кричали дети. Тут главное эти два слова не переставить, а то обязательно найдется, какой-нибудь продвинутый отрок и громко объявит всем, кто у них сегодня Дед Мороз.

Я пошел в сад, там переоделся ко второму утреннику.

На первый, для самых маленьких, дедушку не выпускают, только Снегурочку, а то малютки начинают кричать от страха и писаться. Но они и от Снегурочки бегали на своих заплетающихся ножках и прятались за воспитательницу. Она их уговаривала, радостно восклицала - Это же Снегурочка! Но малышей фиг обманешь. Они нутром чувствовали, что Снегурочек с таким носом не бывает, только Бабки Ежки. Поэтому орали, как резанные и словно цыплята забегали за воспиталку. Это меня несколько позабавило.

Но вот настал и мой черед.Дедом Морозом я был настоящим. Высокий - метр девяносто. С низким, поставленным голосом. Даже мамы, да нет особенно мамы, сидели открыв рты, забывая щелкать своими "мыльницами", тогда видеокамер еще практически не было. Потом, после утренника, я слышал, как заведующая с гордостью хвасталась, что добыла Деда Мороза по блату, в Кремле

.А елка была не простая, а со сценарием.Там две мыши, Мыш и Кыш, персонажи из мультфильма про Кота Леопольда, (их изображали две молоденькие воспиталки), должны были украсть Снегурочку и мешок с подарками.

А Гениальный Сыщик, из Бременских музыкантов, его играл мальчик-первоклашка, в таких больших очках, бывший воспитанник этого детсяда, должен был их найти.

Ну сперли у меня короче, эти здоровые мышки, все что полагается, а Сыщик не едет.Он должен был выезжать под песню "Я гениальный сыщик", на трехколесном велосипеде. Но тут произошла первая "накладка".Музорганизатор детсада ставит иглу на пластинку, а звукосниматель, после слов " Я гениальный сыыыыыы..... уезжал вниз с жутким звуком. И так раза четыре.Ребенок без музыки вызжать категорически отказывается. Я уже на пупе кручусь, говорю,-       - А вот я вижу, как к нам спешит Гениальный Сыщик, сейчас он нам поможет!

-А сыщик застрял в дверях и ни в какую. Родители естественно ржут, дети внимательно следят за происходящим, я кидаюсь к проигрывателю, ставлю иглу на середину песни и музыка пошла. Правда со второго куплета, но главное, Сыщик поехал. Фу...Приехал, ну я ему кратко обрисовываю ситуацию, и намекаю, что было бы неплохо, если он мне поможет и вернет Снегурочку.На это Сыщик важно мне отвечает

- Хорошо, Дедушка Мороз, я помогу тебе и найду ... мешок с подарками.

Блин! Про мешок-то я забыл! А для детей-то главное подарки, на фиг им какая-то Снегурочка.- Ах да, - спохватился Дедушка-склеротик,

- Конечно, и мешок же с подарками они еще украли.

Ну так вот, морожу я значит, морожу, и тут наступает время читать детишкам, стишки для Дедушки Мороза возле елочки.Сел я на маленький, детсадовский стульчик, коленки выше ушей и позвал к себе первую исполнительницу, естессно в костюме снежинки, с двумя огромными бантами.

Она смело подскочила ко мне и громко, с выражением, начала на одном дыхании, кричать свой стишок

- Вдекабье, вдекабье вседеевьявсеебье

Насуеськусовносказке заносьвымосиймоез,...

но тут я ее тормознул

.- Стоп, стоп - говорю,

- Ну-ка, скажи-ка нам всем громко, как тебя зовут?!

- Мася! - орет мне в ухо чадушко.

- Хорошо - говорю, - Маша. А фамилия? - а сам на родителей потихоньку смотрю, у какой мамаши губы зашевелятся, той значит и есть это произведение.

- Кузина!! - кричит и опять норовит в самое ухо, но я голову чуть повернул в сторонку и моя барабанная перепонка осталась цела.

- Замечательно - говорю.- Давай, Машенька, читай!

.Прочла Машенька стишок, и гордая взглянув на маму, у которой лицо от удовольствия было красным, как мой нос, пошла на свое место.

Следующим был мальчик, который по деловому вышел ко мне, положил, как Пушкин, локоть на мою коленку, и задвинул минут на пять отрывок из Евгения Онегина.

И тут, воспитательница из группы, где был мой сынок, громко объявила

,- А вот, Дедушка Мороз, тут у нас еще есть мальчик, он тоже хочет прочитать тебе стихотворение. И выводит моего джуниора.

Подошел он ко мне, спокойно назвал свое имя и фамилию и начал с выражением читать.До сих пор помню это стихотворение.

- Мы лепили снежный ком,

Ушки сделали потом... ну и так далее.

Я прибалдел и пытаюсь так тихонько, за талию, придвинуть сыночка к себе.Он, не переставая читать, спокойно так, двумя руками уперся в меня, и не дает сократить дистанцию.

Я чуть не расплакался. Не узнал!

Конечно он меня не узнал. Правда потом, после елки, идя с мамой домой, спросил

,- Мам, а Дед Мороз это был папа?

- Почему ты так решил? - удивилась жена

.- А у него рубашка была такая же, как у папы

.- Нет, - успокоила его мама,- Это был настоящий Дед Мороз.

И ребенок, гордый и счастливый, поскакал дальше.

 

 

 

 

 

Прикосновение к великому. Орнелла Мути.


В 1979 году, летом или осенью, попал я на съемки художественного советско-итальянского фильма «Жизнь прекрасна». 
Был я студентом третьего курса ГИТИСА и, как все студенты подрабатывал на киностудиях столицы в качестве актера массовки. Правда назывались мы не актеры массовки, все таки уже почти артисты, а как-то по другому, то ли актер эпизода, то ли окружения, точно уже и не помню. Да и платили нам за сьемочный день не один рубль, как всем, а три!
Снимал этот фильм сам Григорий Наумыч Чухрай. Я должен был в одной из сцен изображать заключенного в тюрьме, где сидел главный герой картины. Играл его Джанкарло Джанини. 
По правде говоря, Джанини на меня впечатления не произвел, в отличии от поддатого, итальянского оператора, который тихонько отвел меня в сторонку и дыхнув на меня неслабеньким таким перегаром, на ломанном русском попытался выяснить у меня, где тут можно достать или купить СПИРТ. Я до сих пор не понимаю, почему этот итальянец выбрал именно меня, и почему именно спирт? А нет вспомнил, я тоже умудрился спросить у него зачем ему спирт? На что он мне на голубом глазу объяснил, что будто бы для протирки объектива. 
Ну внутри я конечно посмеялся, но внешне виду не подал, только сказал ему, что я узнаю. Видно ощущения при приеме спирта внутрь, произвели на иностранца неизгладимые впечатления. 
Среди съемочной группы ходили разговоры, что Чухраю повезло, потому что снимали весь двухсерийный фильм на цветном «Кодаке», который покупали итальянцы, в то время, как другим нашим режиссерам с огромным трудом удавалось доставать нашу, советскую «Свему». А все знают, что качество нашей пленки ни шло ни в какое сравнение с иностранной.
Снимали на «Мосфильме». Было тепло и прямо на одной из открытых площадок киностудии была выстроена декорация, изображающая зал для свиданий в тюрьме. 
По сцене на свидание к главному герою, должна была придти его любимая, которую играла Орнелла Мути. Они должны были идти вдоль двойной решетки, как бы не имея возможности поговорить, потому что вдоль всей решетки уже стояли люди, с одной стороны заключенные, с другой их родственники. 
Камера сопровождала их в течении этого прохода и в кадр попадали лица заключенных, одним из которых и был я. Сцена была раза два прорепетирована, но с одним Джанини. Орнеллы Мути, почему-то не было.
Все персонажи и массовка уже расставлены, планы проработаны, скоро обед, а главной героини все нет. Говорят гримируется. 
И вот наконец команда: 
- Внимание! Репетиция с главными героями.
Ну Джанкарло то уже два раза прошел вдоль решетки, а Мути то еще не ходила.
И тут вышла она! 
Вот есть выражение, «меня как мешком по голове ударили». Так вот это про меня! Меня сразу ударили мешком, током, вылили ушат воды и выкинули парализованного с двадцатого этажа!
Я забыл про все, кто я, где я, зачем я!? Это была девушка мечты. Моей мечты. С этого момента я не видел ничего и никого, кроме нее. Описать я ее не смогу. Потому что меня парализовало и я ничего не соображал, во рту пересохло, сам я сразу взмок, а сердце стучало так, как будто я убегал от Сережки Гундина, был у нас такой хулиган во дворе, в детстве.
Репетиция прошла замечательно. Орнелла и Джанкарло шли вдоль решетки не имея возможности подойти, а вокруг кричали, галдели, махали руками артисты массовки. Только один молодой заключенный сидел, как надгробное изваяние с отвалившейся челюстью, не сводя глаз с главной героини. 
Орнелла Мути прошла мимо меня два раза! И все.
К сожалению увидеть меня в этом фильме не представляется возможным. Потому что с самой съемки этой сцены я ушел.
Шок от восторга вдруг сменился страшной апатией и депрессией. Я ясно понял, что никогда в этой жизни мне не любить это создание. Да какое там не любить, даже не поговорить, не прикоснуться к этому неземному существу. К этой невероятно красивой девушке из другой страны, из другого мира.
Мне стало так грустно, так невыносимо тоскливо, что я подошел к самому Чухраю и отпросился у него, уже и не помню под каким предлогом. Но он меня отпустил. И даже деньги мне потом заплатили, в кассе «Мосфильма», вместе с деньгами за другие фильмы.
Но удивительно светлое чувство наполняет меня всякий раз, когда я вспоминаю этот случай из моей молодости.

 

Это же надо, приснился мне сегодня, это в страстную то неделю, странный сон про монаха. Решил я его записать и получилась у меня не то сказка, не то притча. Даже не знаю. Вам судить. А назвал я сей опус : 


СЕРДЦЕ МОНАХА.


Сказка.


А еще говорят, что жил будто бы недавно, при Новодевичьем монастыре монах. Ну, как монах, так послушник. Жил он в общей келье, выполнял работу, какую ни скажут. По двору что убрать, территорию подмести, бордюры, да оградки где подкрасить, ну работы хватало в общем. 
И был тот послушник возраста хоть и неопределенного, то ли 40 ему лет, а то и все 60, но был он высокий, статный, с большой, черной бородой и лицом не то, чтобы красивым, но очень запоминающимся. Крупные, словно рубленые черты, лоб высокий с залысинами, рта из под усов не видно, зато глаза ярко-синие и как будто светятся изнутри. Только взор то свой он все время прятал, опустит глаза долу, да так и ходит. Как будто стеснялся этих своих синих глаз. Никогда их почти и не поднимал. Да и то сказать, монастырь то женский. Как его и оставили, никто до сих пор понять не может. Видно поглянулся он матушке - игуменье.
Носил он все время черный подрясник и скуфью до бровей, старался на люди не показываться. Силы он к тому же был немалой, так что любую тяжелую работу исполнял скоро и справно. 
Слух по монастырю ходил, что до прихода сюда, был этот послушник горьким пьяницей, да таким, что пропил все, что только у него было. 
И будто-бы еще раньше, был он и вовсе артистом, да не простым, а певцом в каком-то известном музыкальном театре. Но потом театр этот, новый министр культуры закрыл, а послушник–то и запил. Жена с детьми его бросила, он сначала бомжевал по подвалам, да чердакам, но зимой как-то, в мороз лютый, в Москве небывалый, пришел в монастырь. Весь черный, скрюченный, обмороженный, вонючий да завшивевший. В монастыре его подкормили, подлечили, отмыли да одели, он и остался.
Только не говорил этот монах с тех пор ни слова. И ведь обета на него никто не накладывал, а вот молчал и все тут. Ну совсем, как немой. Но те хоть мычат чего-то немножко, а этот ну совсем немтырь немтырем. И сестры-послушницы пытались его разговорить, да и матушка его увещевала,
- Что ж ты, мил человек, этакую строгость наложил на себя, ты покайся, поговори, тебе и полегче станет.
А послушник тот, ни в какую. Молчит и все, только все службы посещал, да молился нещадно. Место он выбрал себе сбоку возле иконостаса, акурат за левым хором. Видно было, что нравилось ему церковное пение, да и то сказать, что хор-то был в Новодевичьем знатный и что левый, и что правый.
Так и жил бы он потихоньку при монастыре, служил бы своим нехитрым делом богу, но тут настала очередная весна. 
Снег потихоньку сошел, земля подсохла, почки на деревьях сначала налились, да потом и лопнули. И как в одночасье, все вдруг зазеленело, зацвело. Птицы разные защебетали, зачирикали, утки на прудах повеселели, селезни за утицей, аж по несколько сразу, наперегонки гоняться начали. 
Тут и Пасха подошла.
А приехали в тот год на Пасху в монастырь много всяких священников со всех стран. Собор у них какой-то был, а какой, я и сам не знаю. Но почему-то не в Елоховской церкви, не в новоотстроенном Храме Христа Спасителя, а именно в Новодевичьем, ну да им виднее. 
И вот в самую Пасху, после крестного хода, когда шло великое богослужение и произошло ЭТО. 
Храм на пасху весь сиял, спереди у алтаря сплошь архимандриты да епископы, а к середине ближе уже и простой люд стоял впритирочку. Но душно не было. А хор то как пел! Хор пел так, что казалось сами ангелы спустились с небес и прославляют Воскрешение Господа нашего Иисуса Христа.
И вдруг, когда хор начал исполнять Хвалебную песнь Богородице, случилось чудо.
Откуда то из под купола храма, поверх хора, зазвучал густой, необычайно красивый и могучий бас. Голос этот был настолько необыкновенен, силен, задушевен и низок, что казалось он пронизывает все вокруг насквозь. И людей, застывших в немом оцепенении с открытыми ртами, и свечи, и иконы, и всю церковную утварь, да и саму церковь.
А когда затих этот неземной голос, прямо из середины алтаря, откуда ни возьмись, выпорхнул белый голубь. И радостно забил, захлопал крыльями, поднимаясь все выше и выше к куполу. И яркий, небесно-голубого цвета луч освещал его, когда он поднимался кверху, туда, откуда, как всем казалось и прозвучала эта песня. Там он и исчез вместе с небесным лучем.
И долго еще все молящиеся, и священники, и простые прихожане, молча стояли с поднятыми вверх головами, как будто ждали, что вот сейчас спустится сверху сам Господь или ангел, которого он прислал на нашу грешную землю, спеть так, чтобы все люди возуверовали в его существование.
И тут, в этой мертвой тишине, раздался звук упавшего человеческого тела. А через две секунды женский голос, откуда-то с левого клироса, тихо произнес:
- Господи, Немой умер...
Где похоронили монаха я не знаю, а как его звали вообще никто не знает, но люди говорят, что будто бы после его смерти, священники достали из немого сердце, разрезали его на кусочки и положили их в лампадки с ладаном. И что каждый священнослужитель, вернувшийся с Собора, привез такую лампадку в свой приход и похоронил ее под главной колокольней храма.
И что стали после этого колокола на всех церквах, где были погребены лампадки с кусочками сердца монаха, звучать так чисто, ясно, звонко и благостно, как не звучали никогда до этого. И что даже молодые, которые никогда и в церковь то не ходили, а и те крестились, хоть зачастую и неправильно, заслышав этот звон колокольный.
Да ведь врут чай поди. Чего только люди не придумают.

Учебка.

рассказ

В учебке я попал в первую роту. Почти все курсанты в моей роте  были с высшим образованием. Все из разных концов Советского Союза. Поэтому молоденькие сержанты, поставленные командовать отделениями и взводами, терроризировали нас не слишком сильно. То есть дедовщины, как таковой, я в первые дни своей службы не испытал.

Были конечно и наряды вне очереди, и другие взыскания, но все в рамках устава. Ну а что вы хотите, их сержантиков девятнадцатилетних человек десять, а нас взрослых уже мужиков, средний возраст которых был лет двадцать пять, аж сто человек. Так что мы им спуску-то  шибко не давали. Да и старшина нам попался правильный, тоже лет двадцати трех, мастер спорта по гимнастике, квадратик такой накачанный. Звали его, как сейчас помню, Саша Цукер.

Перед тем, как выдать нам новое обмундирование, было предложено всем, кто хочет, отправить свои вещи посылкой домой, за казенный счет естественно.

Вот тут, в коридоре вещевого склада у меня и попробовали отжать мой единственный костюм, три каких-то старослужащих дебилоида.

Да, я должен сказать, что в армию я пошел в хорошем, концертном костюме. Потому что с призывного пункта моего родного города Перми, меня должен был забрать специально посланный за мной офицер и отвезти в  ансамбль Пермского гарнизона, где я и должен был проходить свою военную службу, в качестве ведущего концертов, вышеозначенного военного коллектива.

Так мне клятвенно обещал мой райвоенком, который знал меня в лицо, а ему обещал сам облвоенком генерал Анисимов.

Вы спросите, а чего это я вдруг так сильно понадобился нашей Советской армии, что за мной послали аж майора. А все дело в том, что я вел в то время самую популярную передачу на пермском телевидении. Это была еженедельная, музыкальная передача, по письмам телезрителей, шла она в субботу вечером и была единственной, где в самом конце обычно показывали кого-нибудь из зарубежных исполнителей. Называлась она "Желаем вам.".  Из-за нее я собственно и погорел.

Как это зачастую и бывает, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.

Майор, который должен был меня забрать, запил. И я прождавший два дня на сборном пункте, в единственном приличном костюме и концертных ботинках, был благополучно доставлен самолетом ТУ 154, вместе с еще стапятьюдесятью таких же, как я ничего не соображавших призывников, в аэропорт города Артем, что на Дальнем Востоке.

Прямо там на взлетном поле у нас отобрали последние палки копченой колбасы и банки консервов. Как объяснил капитан, шедший вдоль строя новобранцев  с двумя сержантами , гордо и вальяжно носившими ремни с бляхами на яйцах и вытряхивавшими содержимое наших вещмешков и чемоданов прямо на землю. Отныне мы поступаем на армейское обеспечение и он не хочет нести ответственность за наше внезапное отравление. А посему все наши продукты конфискуются, чтобы потом быть выбрашенными на помойку.

Все прекрано понимали, куда пойдут эти любовно собранные мамами тормозки, но молчали, понуро глядя на эту экспроприацию.

 

Потом два дня нас возили по разным воинским частям, где отбирали человек по восемь, девять и наш отряд становился все меньше и меньше. Кормить нас конечно не кормили, почему уже и не помню. Помню это ужасное чувство голода и безысходности. Спасла меня банка сгущенки, да пакет с ванильными сухарями, предусмотрительно припрятанные мной еще в аэропору Артем.

Помню, как привезли нас в какую-то танковую часть, завели всех в большой актовый зал и стали выкликать по-фамильно, предварительно спросив есть ли среди новобранцев те, кто знает, что такое трактор.

 А поскольку в нашем самолете летели в основном ребята из разных деревень Пермской области, то таких оказалось немало. Нашлись даже те, кто этот трактор умел водить.

Каждого поднимающегося, после того как выкрикивали его фамилию офицер спрашивал, кем он работал на гражданке и если профессия его устраивала, откладывал дело новобранца в сторонку. Вот наконец выкрикнули и мою фамилию, я начал вставать, но даже не успел выпрямиться, как офицер закричал дурным голосом

-  Не не не!! Садись, садись!

В танки меня не взяли. И я даже понимаю почему. 190 сантиметров живого роста в танк помещаются с огромным трудом. Я потом это сам попробовал.

В общем закончились мои мытарства приездом в  учебку, с чего я и начал этот свой рассказ.

Если бы тогда эти трое старослужащих по нормальному, по человечески попросили бы у меня этот мой пресловутый костюм, я ничтоже сумнящеся спокойно бы отдал его. Да бог с ним, тем более, что ближайшие полтора года мне светило ходить совсем в другом наряде. Но... Когда, грубо и нагло, по праву сильного, у тебя пытаются что либо отнять, человек невольно начинает сопротивляться.

Сначала я объяснил им, что костюм поедет назад, ко мне домой, а когда эти три  молодых гоблина попытались взять меня на испуг,

что-то там  шипя, матерясь и брызгая слюной. Я  стиснув зубы, негромко, в три с половиной этажа послал их вместе с их родственниками по нескольким адресам сразу. Была у меня в репертуаре такая фишечка.

Поначалу опешив, мальчики быстро пришли в себя и пообещали, что следующей встречи с ними мне осталось ждать недолго. С чем и отвалили.

Костюм этот я потом хотел подарить Саше Цукеру, нашему старшине, но у нас были настолько разные фигуры, что переделка этого костюма заняла бы слишком много времени и отняла бы кучу сил и средств. Короче, как говорила моя мама, не стоит овчинка выделки.

И вот началась моя служба. Приближалось седьмое ноября.

Нашей первой роте было поручено прочитать обращение курсантов первой роты ко всему учебному полку в честь очередной годовщины Октябрьской революции.

А поскольку свое гражданское прошлое я не афишировал, то старший лейтенант Талалаев, наш взводный, стал проверять всех, как и кто может прочитать это обращение.

И хоть я не очень старался, выбор пал на меня. Я это предполагал, поэтому не очень удивился, но и не очень обрадовался. В армии, как нигде важен принцип, подальше от начальства, поближе к кухне.

И вот наступил праздник. С утра марши по радио, суета, приезды каких-то важных генералов. Часам к одиннадцати весь полк выстроился на плацу. На трибуне каких только мундиров нет. Даже  генерал летчик был весь в синем, как небо над нашими головами.

И торжественный парад начался. Но перед этим должны были выступить с речами несколько человек. Начиная от представителя штаба Дальневосточного военного округа и заканчивая ... мной.

Я уже стоял за трибуной с красной папкой в руке, заранее выдернутый из строя своей роты и думал, если я сейчас закурю, все равно же никто не заметит, не до меня пока.

И только я сунул в рот драгоценную заначку, целую .сигаретку "Прима", как услышал, что пришла моя очередь, хорошо хоть прикурить не успел.

Над сопками разносилось

- Обращение .... щение... щение,  курсантов  первой роты.... оты... оты. 256 учебного полка, прочитает курсант этой роты Игорь Томилин ... милин ...милин.

Так как фамилию мою переврали, я почему то сразу совершенно успокоился, если честно сказать, я все таки довольно сильно волновался.

Я поднялся на трибуну, встал перед микрофоном, открыл папку, посмотрел направо, налево и начал...

- Сегодня 7 ноября 1982 года, мы курсанты первой роты.....

Над сопками зазвучал голос диктора Левитана. Боковым зрением я видел, как туловища в генеральских шинелях медленно поворачиваются ко мне, выражения их лиц я не видел, но очень хорошо представлял. Потому что этот фокус я проворачивал не впервые. Именно из-за того, что я полгода назад, на спор с редакторшей телевидения, провел телепередачу посвященную Дню Победы голосом Левитана, я и загремел в славные ряды СА.

Но, как говорится, горбатого могила исправит. И с каким-то мазохистским удовольствием я вновь наступал на те же грабли.

Когда я закончил, секунды три стояла торжественная тишина.  Впечатление я произвел. Затем, когда начался собственно парад, ко мне подходили генералы, жали руку, говорили, какой я молодец, спрашивали кто я, да откуда, кто мой папа, потом налили стопку коньячку из фляжки и с богом отпустили.

А 10 ноября умер Брежнев. Мы три дня спали в обмундировании, с автоматами под рукой. Китайская граница была совсем близко, а наш учебный полк, при нападении со стороны китайцев, должен был быть размещен, согласно штатному расписанию в специальном укрепрайоне, где еще со времен Великой Отечественной рядом с железобетонными дотами были вкопаны по башню танки Т34. Ресурс полка был рассчитан на 15 минут боя, а дальше лавина китайцев должна была прокатится дальше. Так по крайней мере, рассказывал нам наш командир взвода. Но китайцы слава богу остались на месте. И служба пошла дальше.

О боевом состоянии нашей армии в те годы, говорит еще такой эпизод.

Полк направлялся на полигон, на первые учебные стрельбы.

Стрелять я любил и умел. Так что ждал этого события с нетерпением.

(Еще в детстве, лет с шести, папа возил  меня на трамвае, по выходным дням, обычно это была суббота, в пневматический тир на колхозном рынке и я там стрелял по разным фигуркам. Мы всей семьей приезжали на рынок, мама шла покупать продукты, а мы с папой заходили в этакий вагончик, стоявший на стыке между вещевым и продуктовым рынками.

И здесь, в тире, мы с отцом устраивали маленький спектакль.

Сначала шла завязка.

Отец покупал мне пять пулек, я начинал стрелять, мазал, отец меня стыдил, причем так, что кто-нибудь из стреляющих обязательно за меня заступался. Тут отец говорил, что я вообще то классный стрелок и несмотря на то, что мне шесть, (семь, восемь, ну и так далее до одинадцати) лет, я могу сбить десять фигурок за десять выстрелов. Заступившийся естественно не верил, отец обижался, предлагал пари на пару кружек пива, иногда с прицепом, ударяли по рукам, кто- нибудь из соседей  "разбивал" руки и шоу начиналось.

Тирщик, я до сих пор помню его крупное лицо с впадинкой на кончике носа, как будто туда попали пулькой, доставал из под прилавка неновую, но хорошо пристрелянную винтовку, я брал ее, вставал на специальную скамеечку, ставил локти на прилавок и прижав винтовку к левому плечу начинал валить все фигурки подряд. Для этого надо было попасть в небольшой, величиной с двухкопеечную монету, кружочек рядом с каждой фигуркой. Это было самое трудное. Все стреляющие по соседству обычно останавливались и начинали следить за спором. Если же кто то продолжал стрелять не обращая внимания на то,  что все присутствующие следят за пари, я называл цель вслух.

- Медведь! - пауза, выстрел, медведь падает. А я уже быстро переломив ружье вставляю новую пульку.

- Клоун! - пауза, выстрел, клоун падает.

- Мельница! - пауза, выстрел, мельница крутится.

  Когда я сбивал девять фигурок, начиналась кульминация. Это была уже легкотня.

- А зеркальце есть у кого нибудь, - спрашивал я у зрителей, обычно собиравшимися к этому моменту у меня за спиной и удивленными возгласами сопровождавшими каждое мое попадание.

- Ну маленькое такое,.. Что нет? Может у Вас в пудренице есть, - это уже к девушке или женщине, если таковая оказывалась среди зрителей. В большинстве случаев зеркальца ни у кого не было.

Лишь один раз помню, как какая-то женщина с радостно вспыхнувшими гордостью глазами, сказав

- Ой, вы знаете у меня кажется есть,- немного пошарила  в своей сумке, и протянула мне пудреницу.

 Но если зеркальца ни у кого не было я продолжал.

- Может у Вас есть? - это уже к тирщику.

- Да вроде где то было, - задумчиво произносил директор стрелкового тира, а то я все тирщик, да тирщик.

Он снимал с полки над ним картонную коробку и немного порывшись в ней доставал маленькое прямоугольное зеркальце с выщербленным уголком.

- Такое подойдет? - спрашивал тирщ... ой, директор тира.

- То что надо, - кивнув, серьезно произносил я и взяв зеркальце поворачивался спиной к мишеням.

Зрители с интересом смотрели за происходящим.

Я зарядив пулькой ружье, тщательно пристраивал его на левом плече, брал в левую же руку зеркальце и начинал целится уже через него.

- Заяц в нижнем ряду, четвертый от края - объявлял я секунды через три. Еще секунд через шесть, семь, когда ожидание выстрела достигало предела, я плавно, на выдохе, нажимал спусковой крючок, раздавался щелчок выстрела и металический  заяц радостно падал назад. Фу! Все!  Аплодисменты.

Зайчонок этот долгие годы был моим другом, потому что был у нас с ним один секрет. Для того, чтобы его сбить, не надо было попадать в маленький кружок на штырьке, достаточно было выстрелить зайчишке в голову и он с веселым грохотом опрокидывался назад.

Я думаю, что добрый дяденька тирщик знал эту нашу общую с зайцем тайну, но ни разу даже виду не подал.

Не говоря о том, что он с удовольствием учавствовал в этом нашем ежесубботнем представлении.

Потом отец покупал мне еще двадцать пулек, а сам  довольный  шел пить пиво с проигравшими, которые нисколько не огорчались из-за своего поражения.

Тирщик вешал для меня настоящую бумажную мишень. Ия начинал стрелять уже всерьез, по мишени, потому что считал стрельбу по фигуркам детским баловством.

Потом приходила с авоськами мама, мы заходили за отцом и втроем возвращались домой в переполненном трамвае, куда отец с трудом нас впихивал, а затем с переполненными сумками умудрялся втиснуться и сам.

После того, как мой отец погиб, когда мне было одиннадцать лет, я еще продолжал приезжать на рынок, в тир моего детства, но уже не так часто. Раз в месяц  или в два месяца. Тирщик дядя Коля, который знал, что отца у меня больше нет, доставал  из-под прилавка мою любимую винтовку, я покупал десять пулек, еще десяток он мне давал по дружбе бесплатно. И я привычно начинал сбивать одну за одной такие знакомые мне фигурки. Пари я больше никогда не заключал, хоть такая возможнось предоставлялась не раз. И своему другу зайцу я больше никогда в голову не стрелял, только в маленький кружок на штырьке рядом с ним.)

Так что стрелять я любил с детства.

Но мне не повезло. Перед самым выходом полка на полигон. Командир нашей роты видимо в поощрение, так сказать за мое выступление на празднике, назначил меня командиром оцепления полигона. Худшей подлянки кинуть мне он не мог. Все стрельбы я простоял на наблюдательной вышке рядом с какими то офицерами, и по рации проверял посты оцепления вокруг полигона.

Весь полк был построен на огневом рубеже и для начала, начальство решило продемонстрировать солдатам различные виды вооружения, от БМД (боевая машина десанта), до автомата Калашникова.

После зажигательной речи, заместитель комполка по политчасти гордо объявил, что сейчас будет произведен выстрел из пушки БМД, а затем произведен пуск птурса. 

БМД подождав 5 секунд жахнул по ползущей фанерной цели танка. Полк радостно прокричал ура. Теперь должен был быть запущен противотанковый радиоуправляемый снаряд, сокращенно ПТУРС.

Весь полк замер. Прошла минута. И вдруг с лязгом раскрылся люк, из него наполовину высунулся старший лейтенант, видимо командир танка и стал что- то сосредоточенно откручивать в ПТУРСе. Все ждали. Лейтенант непроизвольно почесал затылок и тут на весь полигон раздался  чей то крик

- Спички дать?!!!

Такого взрыва хохота в полторы тысячи глоток я больше никогда не слышал. Ржали все, именно не смеялись, а ржали. Даже находящийся неподалеку от меня командир полка и тот хохотал, сгибаясь и  прихлопывая себя по коленкам.

В общем запуска ПТУРСа мы так и не дождались.

И пострелять в тот раз мне тоже не пришлось.

А через день я был положен в санчасть со страшным бронхитом и температурой.

Утром всех лежавших в санчасти смотрела какая-то комиссия врачебная и главный врач этой комиссии, прочитав мое личное дело и выслушав меня, сказал, что я могу собирать вещи и готовится к отправке домой.

- Как вас вообще взяли с таким диагнозом в армию. Да еще с одним видящим глазом. Их сажать надо, сукиных детей.

 И он написал такое страшное заключение, что прочитав его, за мной по идее должен был приехать реанимобиль с супермедицинской бригадой и отвезти меня назад, аж до самой Перми без остановки. И я стал собираться. Ребята моей роты мне завидовали, но и радовались за меня. Да я и сам был рад дальше некуда.

И действительно, дня через три командир роты сообщил, что на меня пришли в штаб полка документы и завтра я должен быть готов к отъезду.

К этому времени я отслужил в Советской Армии три недели. Но за эти три недели я, мягко говоря, пришел к выводу, что армия это не мое. Ну не мое это.  Я попрощался с друзьями, которых за это время успел завести и на следующий день, еще с десятком таких же счастливчиков был вывезен с территории учебной части на крытой брезентом военной машине в сторону вокзала. Нас посадили в плацкартный вагон поезда, в котором ехали и обычные гражданские люди и повезли.

Но почему-то не в сторону Владивостока, а значит аэродрома, а совсем в другую сторону. То есть в сторону китайской границы, а точнее говоря вдоль нее на юг.

После нескольких часов нас высадили, снова посадили в военный грузовик и через два или три приграничных КПП, привезли в поселок Барабаш, где я и дослуживал оставшиеся мне полтора года. В мотострелковом полку, как говорили спецгорного назначения.

Уже через неделю после прибытия в этот полк рядом с поселком Барабаш, мне дали звание аж младшего сержанта. То есть моя военная карьера начиналась круче, чем у Наполеона.  Но это уже другой рассказ и называться он будет "Моя армия"".

         Житель Махачкалы погиб,

спасая двух девочек, тонущих в Москве-реке в                    

районе подмосковного Звенигорода.                            

 

Сылва.

рассказ

 

"Спасение утопающих -

дело рук самих утопающих".

Феликс, заслуженный

спасатель из Алушты.

 

 Вот блин, у меня такая же фигня была в 16 лет.  Вытащил двух девчонок, практически утонувших, их потом откачали, а сам чуть - чуть не утонул. А было это так.

             Я  гостил у своей тети Дуси, в Кунгуре. Это такой город в ста километрах от Перми. Прямо через весь город текут две реки Сылва и Ирень. Ирень река быстрая с водоворотами, какой -то зеленой  и очень холодной, даже в жару, водой.  В ней практически никто не купается. Берега плохие, обрывистые, и сразу глубоко. Утонуть, что плюнуть. А вот Сылва, просто чудесная река.  Спокойная,  неглубокая, с песчаными пляжами и теплой, очень прозрачной водой.

Пятиэтажка моей тети стояла как раз  в ста метрах от такого пляжа. Жила тетя Дуся на первом этаже, знатно варила компот, курила папиросы и была умна и  иронична, что твоя Раневская.

            Летом, в жару, я выходил из квартиры сразу в одних плавках и шел купаться. Плавал на другой берег, нырял, искал красивые, яркие камушки, загорал, поглядывая на купающихся девчонок, иногда пытался знакомиться. Балдел короче.

             И вот в один из таких жарких, летних деньков, плавая я заметил на берегу, среди других отдыхающих, трех девушек, стройных,  совсем  незагорелых, болтушек- хохотушек. Две из них были примерно моего возраста, а третья постарше года на три. И когда эти две, что помоложе, пошли в очередной раз искупаться, я тихонечко пристроился недалеко за ними, метрах в десяти.

       А в этом месте, практически посередине реки шла подводная коса. Вроде заходишь в воду, становится все глубже, глубже,  уже по грудь, по горло и вдруг начинаешь выходить. И  оказываешься на середине реки, а вода тебе только до пояса. И тянулась эта коса метров двадцать, а затем резко обрывалась.

И вот эти хохотушки, взялись за руки и стали прыгать на этой косе,

по грудь в воде.

          На середине течение довольно сильное и если подпрыгнуть, то пока опустишься , тебя на метр, полтора сносит вниз. Сам иногда так развлекался.  И вот они прыгают, а я вокруг них круги нарезаю, со словами типа: "Девчонки, а вас как зовут? А откуда вы приехали? А сколько вам лет?" ну и всякую такую хрень.

Они только прыгают и хохочут. И вдруг на очередном прыжке, сначала одна, а за ней тут же  и другая,  как два поплавка под воду,  нырьк, нырьк. И тишина. Коса-то кончилась! А я молодой, длинный и худой жеребец, совсем забыл, что здесь коса резко обрывается до глубины  "с  ручками". Точнее не забыл, а увлекшись молодыми  телочками, не заметил, что все, конец.

Амба!

                 Из воды вынырнула одна из хохотушек и  как закричит "Галя!!"  Я еще успел сказать: "Ага, значит ту, что на берегу зовут Галя, а вас?" Я же не прыгаю по дну,  я  плаваю, (а плавал я хорошо, , ну пять лет все таки занимался, бассеин  в  50 метров проныривал  под водой от тумбочки до другого края), я же не вижу что, коса-то уже кончилась. И  тут, появляется вторая девочка, а у нее из открытого рта выливается вода и они обе, все так же дружно держась за руки уходят вниз на глубину.

              Ну то,  что я наконец понял, что девушки тонут, объяснять не надо. Без всяких мыслей, делаю глубокий вдох и ныряю за ними. Глубина метра два с половиной,  хватаю их не помню за что, и пытаюсь вытянуть наверх. Хрен! Они тяжеленные зараза, течение их сносит к мосту, а там глубина уже настоящая.

               Да я их не вытащу!

Решение пришло само. Вдох, нырок, опять хватаю их и упираясь в дно ногами толкаю их вверх и к берегу. Воздух кончился . Я опять наверх, вдох, вниз, хватаю,  толкаю.  Ещё раз.  Ещё. Ещё! Ещё!  Блядь!!! Где берег!?

Я же их уже должен до берега дотолкать. Сил нет, воздуха нет, и мельче не становится!!  Вынырнул, вздохнул, ну вот же берег - то, метров пятнадцать.  Галя бегает, орет, аж я услышал.

 Из последних сил ныряю. Подныриваю под них, толкаюсь от дна, вверх их к берегу.

Выныриваю и вдыхаю раньше времени. Вода в легкие попала, но несильно. Все равно толкаю. Еще, еще.

Есть!! Вроде мельче!! Еще раз толкаю, ещё, ещё! Все. Достаю дно кончиками пальцев, рот над водой, девки в руках. Их хватают, какие - то люди. Я ложусь на спину, секунд десять плыву, дышу,  живу блин! Кайф!   Потом выхожу на берег. И вот тут хрен. Выйти не могу. Колени трясутся так, как никогда больше, в жизни не тряслись.  Доползаю на карачках  до  мелководья, сажусь. Коленки, как с ума  сошли. Ощущение наипротивнейшее.

           Вижу. Одна девочка уже сидит, вторую откачивают, откачивают неправильно. Да что ж они делают-то!  Надо подсказать! Но ко мне бежит Галя. Орет на меня.  Матом орет.  Типа,  почему я их сразу не вытащил. Я смотрю на нее и  улыбаюсь, как последний дурак. Вижу вторая девочка пришла в себя. Галя еще поорала, плюнула, убежала. Коленки больше не дрожат. Сил никаких и холодно, блин, на улице жара, солнце лупит, а я дрожу от холода, от ужасного холода.

Зубы клацают, а мне хорошо!

Кое - как,  тихонько поднялся и пошел к своей тряпочке, которую я брал  иногда на пляж, полежать.

           И вот надо же, именно в этот момент, в башку стукнула мысль.

" Ну почему вот здесь нет хоть какого - нибудь корреспондента? Из какого-нибудь  там "Гудка Кунгура" что ли. Сейчас бы он у меня стал брать интервью, а я бы ему сказал,:

 "Ну что Вы, на моем месте так поступил бы  каждый." Как в кино.

Вот что это? Гордыня? Желание прославиться? Стать героем? Обида, что спас двух телок, а тебе за это "ни спасибо, ни насрать".

 Я думаю, и первое, и второе, и третье. Но вот именно из - за этой тщеславной мысли моей тогдашней, я редко кому рассказывал про этот эпизод из моей глупой и никчемной жизни.

Таак, вот и кокетство пошло. Артист, ну куда деваться?

              Да я бы и сейчас не  рассказал, если бы не этот дагестанский парень. Очень жаль его. Очень. Ну как же так, брат?

            Да, потом, минут через тридцать, подошли эти две девочки, закутанные в  какие - то покрывалки, и стали, потупив красные глазки, благодарить меня. Галя стояла сзади них и одобрительно кивала.

            "Спасибо, что ты нас вытащил, спасибо, что ты нас спас."

На что  я уже бодро и весело, а может и скромно, сказал:

           "Ну, что вы, девчонки, на моем месте так поступил бы каждый".

Йеессс!!! Я это все таки сказал!

P.S. Как ругалась тетя Дуся, когда узнала про это через два дня, я описывать не буду. Ну вот и все.

Три грации на улице Горького.

Рассказ
                                                                                                   Замечательной актрисе Валечке                                                                                                                                       Якуниной посвящается.

Валюшкин, спасибо, родная моя. Все время вспоминаю нашу с тобой последнюю встречу на улице Горького. 
Как мы шли мимо Националя вечером, с другом, сейчас уже режиссером из Перми, Левой Катаевым. Я его повел, путан показать. 
Вижу, какая-то, красивая шибко путана на краю дороги стоит, машину высматривает. Я Леве говорю 
- Пошли. - И иду к ней. Он мне 
- Ты куда? Ты что, ты куда? - испугался. Подходим, я громко так произношу, 
- Вот, Лева познакомься, это восходящая звезда советского театра и кино Елена Майорова. 
Ленка меня увидела, обрадовалась, обнимашечки, целовашечки. Я говорю, 
- А ты чего здесь? Мы тебя за путану приняли. 
Она хохочет, мы тоже. Лена говорит.
- Валька же Якунина приехала, с мужем со своим, он у нее миллионер. Они сейчас спустятся. У них номер в Национале двухэтажный. Я ей,

- Да ты что? Ты ей не говори, что это я, интересно узнает она меня или нет. 
А я тогда уже бороду отпустил. Меня узнать трудно было. Лена говорит:
- Хорошо не скажу. А они меня послали Настю Вертинскую встречать, она сейчас приедет и поедем к Ефремову.
Ну повспоминали еще, как она мне засос поставила в Новый Год, в общаге. Поржали от всей души и тут ты идешь. Как ты меня узнавала я потом, как эстрадный номер показывал. Встретимся, покажу. Мужа твоего первый раз тогда увидел. Все говорили 
- Он у нее миллионер. - А вышел такой худенький, в джинсиках веселый, молодой человек. Радостно смеялся, пока мы с тобой обнимались. Потом остановилась машина, и из нее появилось, небесно-неземное. Все бросились к ней. Затем помахали мне ручками и запрыгнули в машину.
Красота неземная, посмотрела на меня, тоже грациозно махнула мне ручкой, как старому знакомому. И вы умчались. А мы пошли дальше, к Красной площади. Я гордый и счастливый, а Лева тихий, офонаревший и задумчивый. 
Путаны нас больше не интересовали.

Как я был гинекологом

или искусство перевоплощения.

(Из цикла “Медицинские рассказы из актерской жизни”)

Часть первая.
Есть такой город Ангрен. Находится он недалеко от Ташкента. И вот в этом городе у меня из правой почки решил выйти камень. Как он там образовался один бог знает, но выйти он решил очень не вовремя.

Мы в то время были в этом Ангрене на гастролях с Ферганским Русским драматическим театром, в нем когда-то работал главным режиссером папа Александра Абдулова, Гаврила Данилович Абдулов и этим данный театр и был знаменит. И вот в 1986м году я осенью в составе труппы этого театра приехал на гастроли в узбекский город Ангрен. Поскольку город был шахтерским, то русских в нем было значительно больше, чем узбеков.

И была в этом городе большая шахтерская больница из нескольких каменных корпусов, что в то время было большой редкостью, в которую меня и отвезли на скорой помощи ночью, когда я проснулся от жуткой боли, в поту и с температурой. Дежурный врач сразу определил. что это у меня пошёл камень из почки и направил меня на рентген, который мне быстренько сделали, но камня на снимке не увидели. Тогда мне сделали еще один рентген, предварительно запустив в кровь контрастное вещество. И камень нашелся. Он был небольшой, где-то всего с сантиметр в длину, но очень шипастый. Вот с помощью этих шипов он, уперевшись в стенки моего мочеточника и застрял.

Какую боль при этом испытывает человек, я описывать не буду, чтобы тех у кого ещё не было в жизни такого события заранее не пугать, а те, кто это уже пережил, они и так знают. Скажу только, что даже рожавшие женщины признают, что боль при родах намного меньше, чем когда идет камень из почки. Ну вот медицинское вступление я на этом закончил, теперь перехожу непосредственно к рассказу.

Был в этой замечательной больнице врач, что называется, от бога Владимир Гордеев. Отчества я уже не помню, поскольку когда мы с ним познакомились, то как-то сразу перешли на ты, ну да это и понятно, он был меня всего-то года на два, три постарше. Назначили его моим лечащим врачом. После утреннего обхода, он позвал меня к себе в кабинет, где мы с ним и проговорили несколько часов. Он рассказывал мне разные смешные и казусные случаи из своей медицинской практики, а я ему случаи из своей актерской жизни.

Оказалось, что он был по уши влюблен в Наталью Гундареву, даже когда-то решился написать ей письмо, но так его и не отправил, постеснялся. А когда он узнал, что я с ней лично знаком, что ездил с ней на гастроли, будучи актером в Маяковке и играл в одних спектаклях, то мой авторитет резко вырос в его глазах.

Поскольку я сидел на обезболивающих уколах, то дискомфорта от того, что по моему мочеточнику медленно движется камень, разрезая по пути стенки, я почти не испытывал.

Но вечером был назначен в одном из домов культуры спектакль, где я играл главную роль какого-то швейцарского хирурга и проданы все билеты, а Гордеев категорически отказывался отпускать меня из больницы.

Я объяснял ему, что второго исполнителя на мою роль нет, что если он меня не отпустит, то спектакль отменят и театр ждет раззорение, но самое главное то, что сотни людей, пришедшие на встречу с прекрасным останутся обманутыми. А значит они пойдут домой, с горя напьются, начнут буянить, драться, резать друг друга в порыве отчаяния, их привезут в эту больницу, поскольку другой не было аж до самого Ташкента и тогда прощай спокойное дежурство, на которое он и был назначен этой ночью.
-Тебе это надо? - спрашивал я его, честно глядя ему в глаза. Он долго сопротивлялся, но когда я пообещал познакомить его с Наташей Гундаревой, если он приедет в Москву, сразу согласился. Мало того он завернув рукав спросил,
-Видишь часы, это Сейка, - гордо сказал Володя - Японские, как только ты меня познакомишь с Гундаревой - они твои.
Затем он позвал одну из медсестер и обрадовал ее сказав, что сегодня она едет с артистом на спектакль и если ему вдруг станет плохо, ее задача сделать этому артисту инъекцию в правый, верхний квадрант ягодичной мышцы. Сестра повизгивая, радостно побежала за шприцем, а мы медленно, покуривая на ходу, пошли к больничным воротам, за которыми уже стоял театральный автобус с участниками предстоящего спектакля. Навстречу нам бежал взволнованный директор театра, готовящийся произнести пламенную речь о том, как им нужен артист находящийся в стенах этой замечательной больницы.
Узнав, что мой лечащий доктор уже согласился отпустить меня на три часа, он долго тряс ему руку, усиленно заверяя, что все будут следить за мной, чтобы я не делал резких движений, не поднимал тяжелое, не напрягался ну и так далее.

Мы сели в автобус, наши радостно меня поприветствовали, спросили, как я себя чувствую и не дожидаясь ответа, каждый начал рассказывать, как “я один раз играл спектакль со сломанный рукой”, “а вот я как-то во время спектакля почувствовала, как у меня по спине бежит…”, “а я однажды выпил залпом вместо воды стакан водки и вышел на сцену, и вдруг вижу..” Ну и так далее и тому подобное.
Тут подбежала красивая, нарядная девушка и немного стесняясь, зашла в автобус. Она, с блестящими от удовольствия глазами, села впереди, лицом к пассажирам и вежливо сказала
- Здравствуйте.
Все поздоровались. Никто уже не разговаривал. Глаза всех пассажиров и мои в том числе, были устремлены на симпатичную, нарядную незнакомку. В дверь автобуса заглянула голова Гордеева.
-А где бюкс со шприцем? - как-то слишком ласково спросил врач девушку.
-Ой, - испугано вскрикнула девушка и пулей вылетев из автобуса, кинулась в сторону больницы.
- И белый халат надень, - крикнул ей вдогонку Гордеев. Только тогда я сообразил, что это была медсестра, назначенная Володей мне в телохранители. Затем он пожал мне руку и пожелав всем ни пуха, ни пера с достоинством направился в клинику. Через три минуты прибежала медсестра, все так же ярко накрашенная, но уже в белом халате, с металлическим бюксом в руках и серьезным выражением лица.

С ним, я имею ввиду выражение лица, она и уселась на стул, сразу за первой кулисой, в белоснежном халате, сжимая в руках бюкс и непрерывно следя за всеми перепетиями сценического действия..

Спектакль прошел практически без происшествий, только в одном месте, в середине первого акта, почувствовав приступ жесточайшей боли, которую уже невозможно было терпеть, так что в глазах потемнело и начало сводить челюсти, я прервав монолог, сказал своим партнерам по сцене,

-Простите, я кажется забыл сделать укол.

Затем спокойно, красиво пошатываясь из стороны в сторону, вышел мимо двери, за первую кулису, повернулся спиной к медсестре, спустил штаны, обнажив правый, верхний квадрант ягодичной мышцы и несмотря на стиснутые от боли челюсти, четко и ласково сказал

- Коли, Нина!

Прямо подо мной раздался громкий звук упавшего металического бюкса, а передо мной, где-то в районе пупка раздался голос медсестры Нины

-Ой, мама.

Я опустил голову, внизу белела шапочка медсестры.

Оказывается, чтобы лучше видеть спектакль, Нина решила поменять ракурс и пересела к противоположной кулисе. Ну я же не знал.

Я развернулся на сто восемьдесят градусов, теперь уже точно спиной к сестре и не разжимая челюстей, приподняв рубашку, чтобы лучше было видно мой правый верхний квадрант, так же четко, но уже немножко с напором повторил,

- Коли, Нина!

На сцене моя жена Луиза, она же актриса Люда Александрова, упала в обморок.

Остальные действующие лица, стали приводить ее в чувство, делая вид что так и должно быть по сцене.

Медсестра Нина, лихорадочно шарила по полу, в полутьме закулисья, пытаясь найти выпавший из стерильного бюкса шприц с обезболивающим. В конце концов, найдя его, но не найдя ватку со спиртом, для обеззараживания области иньекции, Нина плюнула и всадила шприц в дожидавшуюся ее… ягодичную мышцу. Правда немного не в тот квадрант.

Боль от укола забила боль от камня и я подтягивания на ходу штаны, весело подпрыгивая и волоча за собой, внезапно отказавшую правую ногу, вышел на сцену, яростно скрипя зубами и потирая уколотое место.

Моя жена Луиза уже пришла в чуство и прижималась к обнимавшему её папе, испугано глядя на меня. Да и остальные пятеро персонажей, глядели на меня как-то не слишком дружелюбно и с опаской.

Ну что, продолжим? - бодро спросил я, намереваясь продолжить прерванный монолог, и сел мимо стула, упав не на сцену, а назад, за станок. По дороге я зацепил скатерть со стола вместе с посудой и опрокинул торшер.

Над станком торчали мои ноги, моя молодая жена Луиза вновь пыталась упасть в обморок, но ее папа не давал ей это сделать, любовно хлеща ее, что есть мочи, по щекам.

И тут, выбираясь из-за станка я услышал, что зал смеется, да не просто смеется, а стонет от хохота.

Закрученный детектив превращался в чаплинскую комедию, надо было спасать спектакль... 

 

Часть 2
 

Закрученный детектив превращался в чаплинскую комедию. Я не придумал ничего лучше, как начать произносить текст за всех действующих лиц, находящихся на сцене. Это дало время моим партнерам придти в себя и спектакль в конце концов благополучно завершился. Зрители долго аплодировали стоя
Уже потом, в автобусе мои коллеги рассказали мне, как все это выглядело со стороны.
В середине кульминационной сцены, я вдруг прервал свой монолог и громко сказав - Простите, я тут кое что забыл сделать, - пошел пошатываясь в кулисы на ходу снимая штаны и бормоча, - Твою мать, только не сейчас, только не сейчас.
Зайдя за первую кулису, я встал лицом к сидящий на стуле медсестре и довольно громко потребовал,
- Оленина! - затем посмотрел вниз на нее, повернулся к ней задом и еще раз крикнул куда-то вверх - Оленина!! 
Увидев этот странный мистический ритуал, Людка Александрова молча грохнулась в обморок.
Пока я стонал за кулисами, актрису привели в чувство.
На сцене я появился с дьявольской улыбкой, с заправленным в брюки пиджаком, что-то бормочащий и приволакиващий правую ногу. Сказать, что мои партнеры испугались, значит ничего не сказать. Они остолбенели, они были в шоке. Поэтому, когда я со словами 
-Ну что, продолжим, - сел мимо стула и свергнулся вниз со сцены, скинув туда все, что попалось на моем пути, никто даже не шевельнулся, чтобы помочь мне выбраться из преисподней.
В автобусе все наперебой снова переживали сегодняшний спектакль и только медсестра Ниночка, молча с любовью поглядывала в мою сторону

В клинике меня уже ждал Гордеев. И проведя прямиком к себе в кабинет, предложил отметить наш успех. Он достал довольно большую склянку со спиртом и разлил по стаканам. 
Я удивился - А мне разве можно?
- Нужно, - ответил врач. - Спирт расширяет сосуды, значит камень пойдет быстрее, а если ты ещё откажешься от обезболивающих и будешь прыгать со ступенек на пятки двумя ногами, он вообще выскочит на раз два.
Мы выпили за спектакль, за камень, за Вову, за клинику. Затем речь естественно пошла о прекрасном поле и Володя поведал мне, что влюбился в одну пациентку, которая должна придти к нему на очередной прием завтра в двенадцать часов дня.
Надо сказать, что Вова сочетал в себе сразу трех врачей в этой больнице. Он был урологом, гинекологом и венерологом.
Девушка, в которую влюбился Гордеев, как раз и должна была придти к нему, как к гинекологу.
Проблема Володи состояла в том, что у него не хватало смелости ее осмотреть. Весь первый прием он записывал с ее слов, жалобы и симптомы в медицинскую карту, но попросить ее раздеться, а уж тем более усадить ее в гинекологическое кресло, у него не хватило сил и мужества.Так они и болтали с ней все время ее посещения и Володя чувствовал, что тоже небезразличен этой веселой молодой татарке. Звали ее Гуля.
Этой своей проблемой он и поделился со мной после всех тостов.
- Ну так давай я ее осмотрю, - предложил я ему. 
- Как? Ты же больной.
- Ну приду завтра к тебе на прием в поликлинику, одену белый халат и стану врачем. Потом попрошу ее раздеться, посажу в кресло и начну осматривать, а тут и ты подключишься.
- Ты не сможешь, - возразил Гордеев.
- Почему? - спросил я. 
- Ты вообще на врача не похож, она не поверит. 
- Спорим на бутылку коньяка, что смогу. 
- Спорим, - согласился Вова и мы ударили по рукам.
В палату я вернулся перед самым подъемом и сразу вырубился. Завтрак я пропустил, а от обезболивающего укола отказался, когда меня пришла будить медсестра со шприцем. Часов в одиннадцать, я стиснув зубы бодро пропрыгал на пятках с третьего этажа больницы и направился в соседнее здание, где располагалась поликлинника и где невыспавшийся и неопохмеленный Гордеев вел прием в кабинете уровенегинеколога. 
Минуя небольшую очередь, я постучав, смело вошел к нему в кабинет. На мне была одета больничная пижама на три размера меньше и кожанные, видавшие виды тапки на босу ногу.
Володя сидел за столом лицом ко входу, а справа от него возле столика, придвинутого к стенке сидела его медсестра, маленькая, худенькая бабушка, лет семидесяти-семидесяти пяти. Звали её Зинаида Петровна. 
- Привет, ну что где мой белый халат? - спросил я Володю.
Гордеев явно не находил себе места.
- Слушай, может не будем, - как-то вяло предложил он. 
- Да пожалуйста, - сказал я, - Но ты должен будешь признать, что был неправ и что я похож на врача даже больше чем ты.
Тут Вова вскинулся,
- Да какой ты врач, ты на себя посмотри, да ни один человек не поверит, что ты врач. На сцене играть это одно, а в жизни это совсем другое.
- Ну так давай проверим, чего ты? Испугался?
Зинаида Петровна крутила головой стараясь вникнуть в суть нашего спора. Ей это явно не удавалось.
- Ну давай, давай, - завелся Гордеев. - на тебе мой халат, надевай, - он стащил с себя халат и дал его мне.
Я спокойно надел халат с вышитой на кармане красной надписью "Гордеев" и сел в кресло врача. Халат мне был явно маловат
Баба Зина смотрела на все это действо, не произнося ни слова. Только немного выпучила глаза и втянула голову в плечи. Гордеев видя ее мучения, вкратце изложил суть нашего спора и выражение любопытства на челе бабы Зины сменилось на почти безразличное, за многие годы практики она повидала и не такое.
И тут раздался стук в дверь. 
- Да, да, войдите - уверенным тоном крикнул я в сторону двери.
В кабинет скромно вошла Она. 
- Здравствуйте - поздоровалась девушка.
-Добрый день- сказал я поставленным голосом - Проходите, садитесь.
Лицо Гордеева медленно краснело снизу вверх, он как-то весь обмяк и потерялся.
Честно говоря, я тоже немного струхнул, но виду не подавал. И ещё посмотрев на девушку я несколько озадачился. Что в ней могло так заинтересовать Гордеева я просто не понимал. Невысокая, худощавая, ну да, красивое татарское личико с мелкими чертами. Довольно таки крупная грудь для ее комплекции и все. Во что так сильно мог влюбиться Гордеев, я ну убей не понимал.
- Меня зовут Игорь Геннадьевич, - представился я. - Я кандидат медицинских наук из Москвы. Ведущий гинеколог Каширского центра акушерства и гинегологии. Здесь я в качестве проверяющего работы гинекологического отделения вашей больницы. Мы уже несколько лет курируем эту клинику. 
Вы не смотрите, что на мне халат вашего врача, я просто прямо с дороги сюда. Так не терпелось увидеть моего старого друга. Володеньку Гордеева. Володь, чего ты стоишь, как столб, вон садись на кушетку. Ух, как мы с ним зажигали в Ташкенте, в прошлом году, когда я на симпозиум приезжал с докладом о применении лазерокоагуляции при лечении эрозии шейки матки.
Вас как зовут, голубушка? 
- Гуля Султанова.
- Вы первый раз или повторно?
- Повторно.
- Так, где тут у нас Султанова, - я начал перебирать, лежащие на столе медицинские карты. - Что-то найти не могу. Зинаида Петровна, где у нас карта Султановой.
Баба Зина, как-то боком, выбравшись из-за своего маленького столика в углу, подошла к столу, в две секунды выдернула из стопки тоненькую Гулину карту и также боком молча, вернулась на свое место.
Володя сидел на кушетке в рубашке и джинсах и обеспокоено посматривал то на меня, то на Гулю.
- На что жалуетесь? - спросил я Гулю, положив перед собой ее нераскрытую карту и постукивая по ней карандашом.
Карту я не стал раскрывать специально, все таки врачебную тайну еще никто не отменял, и подставлять своего друга Вову мне совсем не хотелось.
Гуля стала рассказывать, что, где и как давно у нее болит, я задавал уточняющие вопросы. Гордеев сидел открыв рот и ерзал. Еще он хмыкал, поматывал головой и довольно громко прицокивал. Он явно не понимал откуда я знаю все эти сугубо медицинские названия, слова и выражения.
- Ну, судя по симптоматике у Вас Гуленька явно выраженный загиб матки. Направления на анализы Вам уже выписали? А вы что скажете, коллега. Вы больную осматривали?
Володя сидел вцепившись в кушетку и молча глядел на меня вытаращив глаза.
- Володя, ты смотрел больную? - в моем голосе зазвучала тревога.
- Гуля, он Вас осматривал на кресле? 
- Нет, - тихо сказала Гуля, помотав головой из стороны в сторону.
- Нет?!?! - моему возмущению не было предела.
Гуля горько заплакала и стала жаловаться, что он даже не дал ей раздеться. Что только пообещал посмотреть ее в следующий раз. Что он задавал ей совсем другие ненужные вопросы, а не такие правильные, как я. И анализы она еще никакие не сдавала.
- Гордеев, так ты что же это делаешь-то. Ты что же пациентку без осмотра отпустил?!
Вова, то вскакивал с кушетки пытаясь что-то сказать, то вновь плюхался на нее, баба Зина, почему-то мелко тряслась в своем уголке тихонько то ли постанывая, то ли повизгивая.
- Тааак, Гуленька, не волнуйтесь мы сейчас все исправим, я Вас сам лично осмотрю, если этот обормот, - я сверкнул гневным взглядом, на вспотевшего Гордеева,- не удосужился. Проходите за ширмочку, снимайте всё снизу до пояса, а потом на креслице.
Гуля обиженно надув губки и тоже огрев Володю обиженным взором, пошла за ширму, а я встал, чтобы подойти к умывальнику и помыть перед осмотром руки. Гордеев перегородил мне путь. 
- Все, хватит! - тихо, но яростно шептал он мне. - Давай заканчивай!
Это была уже ревность. Глаз его горел, как у бешенного пса. Он не мог допустить, чтобы любимая им девушка показала свое самое сокровенное кому-то другому.
- То есть ты признаешь, что я могу сыграть врача в жизни, ничуть не хуже, чем на сцене, - тоже прошептал я ему.
Гордеев стиснул зубы, это было поражение. Из-за ширмы показалась наполовину раздетая Гуля. В углу тоненько и отрывисто постанывала баба Зина.
Гордеев кинулся к Гуле. 
- Гуля, подожди, зайди назад,- он пытался засунуть больную за ширму, не глядя на нее. Вот такой вот стеснительный доктор.
- Ты его не слушай, - лопотал Вова. Это не врач, это артист, они здесь на гастролях с театром. Он у нас в больнице лежит.
А вот это уже был запрещенный прием. Гуля уже почти прорвалась к креслу , но тут она недоверчиво посмотрела на меня, на больничную пижаму явно не моего размера, на кожанные, дырявые тапки на голых ногах, на вовин белый халат с красной вышивкой "Гордеев" на нагрудном кармане и остановилась.
- Я спокойно подошел к крану, начал намыливать руки и сказал.
- Шутки у Вас, Владимир Иванович, дурацкие, этак Вы всех своих пациентов распугаете. Гуленька, вы проходите на кресло, садитесь. Зинаида Петровна, помогите больной. А ты Володя заканчивай со спиртом во время дежурства, вон видишь, как руки-то ходуном ходят.
Гуля с ненавистью посмотрев на Гордеева, начала взгромождаться на кресло. Бабы Зины нигде не было видно, но звуки из ее угла доносились. 
- Не надо, Гуля не залазь, не надо, - стягивал больную с кресла опять не глядя на нее стеснительный Гордеев. - Игорь, ну скажи ты ей, что ты артист, я согласен ты можешь, можешь сыграть доктора, - почти плакал Володя.
Я помыл руки, тщательно их вытер и сел в Гордеевское кресло.
- Гуля, пройдите за ширму и оденьтесь, - твердым тоном сказал я.
Когда девушка оделась и вышла из-за ширмы. Я спокойным тоном честно признался ей, что да, я актер и решил помочь своему другу. 
Удивительно, но она мне не верила.
-Просто Вы Гуля, так понравились Гордееву, что он никак не может осмотреть Вас, стесняется сильно. Вы не сердитесь на нас, на дураков, просто поймите, на что может решиться по уши влюбленный человек. Но надеюсь, после сегодняшнего урока ты Володя наконец-то сможешь приступить к лечению? А?
Гордеев радостно закивал головой.
Гуля была в полной прострации. 
- Блин, а я дура поверила. Ладно я пойду. 
В дверях она обернулась.
- А можно я завтра приду, вы завтра принимаете? - Гуля совсем по другому смотрела на Гордеева.
- Да, да, конечно принимаю, - промямлил Володя.
И Гуля ушла. 
- Вот паразиты - послышался из угла, почему-то радостный голос бабы Зины. - Я из-за вас описалась.

 

июнь 2016  Пермь

Булгаков, Кафка и кое кто еще.
Значит так, вот что мне рассказал Назаров. 
Как только он приехал из Минска, почувствовал себя плохо. Но, как всегда не обратил на это внимания. Само мол пройдет, не впервой. Но через два дня ему стало уже так хреново, что когда ехал из Москвы домой с какой-то встречи, руки плясали на руле от жуткой лихорадки, а самого так трясло от холода, что как будто ехал не в теплой машине, а на оленях по северному полюсу в одной футболке.
Дома Лида сразу вызвала скорую, а Назаров с температурой 40 и 2 кое как дошел до кровати, упал в нее и начал бредить. 
Скорая диагностировала сердечный приступ и повезла его в Одинцовскую больницу. Там дежурные врачи сказали, что скорая ни хрена не понимает, что это у вас "воспаление легких" и отправили его в реанимацию.
Ночь он провел в жутким напряжении, временами впадая в бессознательное состояние. Утром начался обход. Завотделением сказал, что дежурные врачи ни хрена не понимают и что вероятно, судя по симптомам и анализам крови с зашкаливающими лейкоцитами, это аппендицит.
Назаров предложил, давайте вы мне сделаете дырочку в животе под общим наркозом и посмотрите, что там. И если это аппендицит, вы мне его заодно сразу и вырежете.
На что главный доктор возразил, 
- Да Вы что, это же надо будет делать полный наркоз. 
- Но если Вы мне не сделаете полный наркоз, то мне тогда наступит полный пиздец,- настаивал Владимир Васильевич.
На это доктору крыть было нечем и больного положили на операционный стол.
Через четыре часа Назаров очнулся в реанимации, в послеоперационной палате. То есть он пропустил те замечательные моменты, когда врачи сделав дырочку ему в животе обнаружили, что у пациента не просто аппендицит, а гнойный перитонит в последней стадии. Далее он пропустил, как талантливые хирурги аккуратно разрезали его от пупка вниз на пятнадцать сантиметров, как вывалили все его кишки и промывали их и остальные пищеварительные запчасти три с лишним часа. Как потом вкладывали их назад, стараясь не перепутать, что за чем и как ему зашивали его вспоротое, "как у акулы" брюхо. 
Но я думаю, это даже и неплохо, что он не видел всей этой хичхоковской картинки.
Короче очухивается он через четыре часа, голенький как пупс, в реанимации, разлепляет с трудом веки и четко видит перед собой прекрасное юное создание женского пола лет восемнадцати, тоже как и он абсолютно голое.
- А почему бы и нет, - подумал Назаров, - вроде я там не сильно нагрешил.
- А я вас знаю, - говорит музыкальным голоском, радостно улыбаясь, этот голый ангелок. И глазками хлоп, хлоп - Вы Назаров, артист.
- Нет ни фига я не в раю, - подумал Володя - Состояние мое слишком плохое для рая, да и вон две хирургические кровати стоят с какими-то людьми не подающими признаков жизни. Значит я все еще в больнице. Но что же это тогда за обнаженное видение такое ?
- А меня зовут Леночка, - представилось, нимало не смущаясь своего евовского или евского наряда, стоящее рядом с ним видение.
- Владимир Васильевич - галантно ответил ей абсолютно голый Назаров, пересохшим ртом. 
И тут в палату со словами 
- Это что же тут такое!! А ну прошмандовка, быстро легла в постель, - вошла пожилая медсестра.
- Разбегалась тут понимаешь, Тебе кто разрешил вставать?! - бушевала сестра, ловко всаживая в обе руки притихшей Леночки, капельницы...
Далее провал в полузабытье. Из забытья его выбросил душераздирающий женский крик. Не совсем понимая, что происходит, он завернув назад, насколько мог, голову увидел, как голая Леночка с остервенением и с жутким визгом, вырывает из себя иголки капельниц и с грохотом разбивает сами капельницы об пол. 
- Вот сейчас она мне этой капельницей да по башке, - как-то вяло подумал Назаров и пошарил глазами вокруг себя, 
- Ну должна же тут быть какая-нибудь кнопка вызова бортпровод.., тьфу ты стюарде.. да мать твою, медсестры. Кнопки нигде не было. Тогда он попытался позвать медсестру голосом.
- Сестра. Сестра. - хрипло взывал он к небесам. Но небо оставалось глухим к его мольбам, так как на фоне бушевавшего шторма, устроенного очаровательно-голой, вдруг взбесившейся фурией Леночкой, его крики были, что шуршание листвы под ногами в осеннем саду Эдема.
Наконец в палату влетела уже знакомая нам медсестра, нажала какую-то только ей ведомую кнопочку и принялась уговаривать и урезонивать, продолжавшую орать, как сказал классик, "нечеловеческим голосом" Лену. 
Появившиеся санитары или врачи ловко зафиксировав вырывавшуюся пациентку, вкололи ей что-то в тугую ягодичную мышцу. Подождав, пока Леночка сладко заснула, они удалились вместе с медсестрой, успокоив несколько взволнованного такими событиями Назарова, что мол
- Вы не беспокойтесь, что - ничего страшного, у девочки просто ломка. Вот она и куролесит немного. Вы отдыхайте, отдыхайте, отдыхайте...
Из следующего сеанса забытия, Назарова вывел громкий голос, настойчиво и целеустремленно звавший кого-то ,
- Композитор! Композитор! Композитор!
Открыв глаза, он увидел на хирургической кровати, одного из тех, кто в первый его приход сюда, в этот послеоперационный мир, не подавал признаков жизни.
- Композитор! - обрадовался мужик увидев, что Назаров открыл глаза, 
- Слыш, композитор, ты если увидишь черта ты её сюда не пускай, она черт сука. И тестя моего, он тоже черт, не пускай. Ты их гони отсюда и тещу мою и тестя, они черти, хоть и на людей похожи. Черти они! - мужик явно начинал заводится.- Она ж ко мне сволочь аж на седьмой этаж в форточку один раз влезла. Ты их бей, ты их не пускай! - орал мужик- Они черти, сука, черти они, только на людей похожи!!

...........
Что было дальше я не знаю, потому что пришла Лида и Володе пришлось прервать этот удивительный рассказ.
Знаю только, что у мужика этого была оказывается белая горячка, что чуть позже перевезли Назарова в отдельный бокс, а все эти кафковские персонажи остались там в послеоперационной реанимации.
Температура у Назарова хорошая, сам проверял, трубки из него вынули, шов потихоньку заживает. 
Слаб правда пока немного, ну так это понятно, человек с того света считай вернулся да еще и в чистилище после этого попал. У меня бы шифер-то сразу унесло. А он ничего, веселый такой, смеется. 
Так что всё, слава Богу, хорошо и всем от него привет!

bottom of page